Выбрать главу

Включили запись. Я увидел своего бывшего подзащитного. Он весь лоснился от величия. Знакомый голос с масковской протяжцей ронял тяжелые, как чугун, слова. Внизу ползли строчки английских субтитров.

— Я отвечу на ваш вопрос, — сказал глава правительства немецкой корреспондентке. — Вы назвали нашу декларацию скандальной, поскольку, отказываясь от предыдущих договоренностей, мы якобы нарушаем международное право. Хочу обратить ваше внимание на несколько моментов. Во-первых, эти кабальные договоренности были навязаны нашим предшественникам путем шантажа и угроз. Во-вторых, Восточно-Европейская Республика не является правопреемницей Российской Федерации и поэтому никаких репараций Украине выплачивать не обязана. В-третьих, ультимативный тон в общении с нашей страной лучше оставить, он ни к чему хорошему не приведет. Я хочу напомнить западным партнерам, что это я, лично я, рискуя жизнью, спас мир от ядерной катастрофы.

— Но экс-президент Vedmedev говорит, что знаменитый протокол — фейк, что такого заседания не было! — быстро сказала журналистка.

— Где говорит? В психлечебнице? — пренебрежительный взмах рукой. — Поверьте мне, пока Россией… извините это я по привычке… — Обаятельная улыбка. — Пока Восточно-Европейской Республикой руковожу я, миру не следует опасаться нашего ядерного оружия. Я не ястреб войны, я голубь мира. Но ядерный щит, выкованный усилиями наших великих предков, мы из рук не выпустим. И при необходимости прикроем им наших дорогих братьев, членов Евразийской Конфедерации…

На экране снова появился комментатор.

— Этим своим заявлением мистер Хомяченко дал понять, что его страна намерена установить политический контроль над остальными субъектами Конфедерации, прошедшими процесс ядерного разоружения. Однако самое яркое заявление новый лидер сделал чуть позднее, отвечая на вопрос Би-Би-Си.

— Господин премьер-министр, — напористо и чуть насмешливо начал британец. — Условия мирного договора дают Атлантическому блоку право при малейших признаках военной активности с вашей стороны немедленно ввести бесполетный режим над всей Восточной Европой. Ваши ракеты не смогут взлететь. Система космического мониторинга сразу обнаружит любую попытку перевести ваше стратегическое вооружение в боевую готовность. Использовать ядерное оружие вы все равно не сможете. Так зачем вам оно?

Крупно физиономия премьера. На тонких губах кривая улыбка, голос зловещий.

— Поскольку вы житель страны, в свое время разбогатевшей на морском разбое, отвечу при помощи метафоры, хорошо понятной потомкам Френсиса Дрейка и Генри Моргана. Россия сегодня — как корсарский корабль, у которого сбиты мачты, опрокинуты пушки, деморализован экипаж. Вы уже высадили на палубу абордажную команду, готовитесь поживиться содержимым наших трюмов. Но на корабле есть крюйт-камера, набитая бочками с порохом. И там заперся капитан. В руке у него факел. «Только суньтесь! — кричит он вам. — Я запалю порох и взлечу на воздух вместе с вами! А обломки обрушатся на ваши суда и подожгут их! Клянусь, я сделаю это, если вы не уберетесь с моего корабля!». Этот капитан — я. Мой факел — красная кнопка. Да, ракеты не взлетят, но ядерные заряды взорвутся. Ветры разнесут радиацию во все стороны света. До Америки, наверно, не достанут, но старушке Европе конец. Мы погибнем, но и вы тоже. Я спас мир от ядерной катастрофы, я же в случае необходимости его и уничтожу. Как говорится, выбирать вам. Я достаточно понятно ответил на ваш вопрос?

Последние слова утонули в воплях овации. Это вскочили с мест и заорали, захлопали русские журналисты.

— По всей Восточно-Европейской Республике, от Балтийского моря до Волги, проходят стихийные митинги и демонстрации в поддержку премьера Хомяченко, — мрачно продолжил репортаж ведущий.

Пошли кадры многолюдных манифестаций. На плакатах было написано: «Правда — в силе!», «Знай наших!», «За державу не обидно!».

— Боря, чай остывает! — позвала жена.

— Сейчас!

Как же тяжело было у меня на сердце. «Защитил жертву травли, Короленко хренов? — горько спросил я себя. Призвал милость к падшим? Сделал, что должно?».

Ах, несчастная Россия, ах бедная Европа…

Я закручинился и пошел завтракать.