Мередит замер, уставившись на письмо Блэка. А затем в ужасе выбежал из комнаты, скатился по ступеням и поспешил к воротам, на ходу крича привратнику, чтобы тот открыл их. Старик-привратник, еще окончательно не проснувшись, открыл ворота и протирая глаза, долго следил за сумасшедшим священником, бегущим по тропе к вершине холма.
Уже темнело, когда на вилле заметили отсутствие Блэка и Мередита. Их нашли рядом: Николас Блэк болтался на суку оливы, Блейз Мередит распростерся меж ее корней. Сначала казалось, что умерли оба, но Альдо Мейер прощупал слабый пульс у священника и послал за отцом Ансельмо. Пьетро, на машине графини, уже мчался в Валенту, в резиденцию епископа.
И вот пришел час, которого он боялся больше всего. Мередит пытался объясниться, не оправдаться, ибо он знал, что оправдания ему нет и, быть может, просто объяснить Богу, что произошло, как он допустил ошибку, не стремясь причинить вреда.
Но не Бог был рядом, а туман да молчание и доносящееся издалека эхо его собственного голоса.
…Я спал, знаете ли. Не знал, что он ушел. Побежал разыскивать его, а он уже висел. Не смог снять его, сил не хватило. Подумал, что он еще жив, и попытался молиться за него. Надеялся, что он услышит и присоединится ко мне в молитве. Но он не слышал. А потом я ничего не помню…
– Но Бог услышал и запомнил, – донесся из тумана знакомый, но далекий голос.
– Я потерпел неудачу. Хотел помочь, но не смог.
– Никто не может судить, неудача ли это, кроме Бога.
– Человек должен судить себя сам.
– А потом вверить себя милосердию божьему.
Туман начал рассеиваться, знакомый голос приблизился и, наконец, Мередит увидел склоненное лицо Аурелио, епископа Валенты. Мередит поднял исхудалую руку, и епископ зажал ее в своих.
– Я умираю, мой господин.
Лицо епископа осветила такая знакомая, братская улыбка.
– Как и должно человеку, сын мой. С достоинством и среди друзей.
Мередит чуть повернул голову и увидел их, стоящих у кровати. Анну де Санктис, Альдо Мейера, Нину Сандуцци, старика Ансельмо в сутане и епитрахиле на шее.
– Где мальчик? – едва слышно спросил он.
– С Розеттой, – ответила Нина. – Они дружат.
– Я рад.
– Вам нельзя много говорить, – обеспокоился Мейер.
– Это мой последний шанс… – Он посмотрел на епископа. – Николас Блэк… вы похоронили его по-христиански?
– Кто я такой, чтобы отказать ему в этом? – ответил Аурелио, епископ Валенты.
– Я… я написал вам письмо.
– Я его получил. Все будет исполнено.
– Как апельсины?
– Наливаются соком.
– Вы должны… послать несколько штук его преосвященству… Они помогут ему понять. Подарок от меня.
– Пошлю обязательно.
– Не могли бы вы исповедовать меня? Я очень устал.
Аурелио, епископ, снял епитрахиль с шеи Ансельмо и положил на свои плечи. А когда остальные покинули комнату, склонился над Мередитом, чтобы узнать о его последних грехах.
А затем, отпустив ему грехи, позвал всех, и они стояли на коленях у кровати, пока отец Ансельмо причащал умирающего.
После причастия Мередит лежал с закрытыми глазами, сложив руки на груди, а по комнате шелестел шепот молитв за упокой его души. Молитвы давно смолкли, когда Мередит открыл глаза и отчетливо произнес:
– Я так долго боялся. Теперь все очень легко.
Слабая дрожь пробежала по его телу, голова упала на подушку.
– Он умер, – констатировал Альдо Мейер.
– Он с Богом, – эхом отозвался Аурелио, епископ Валенты.
Кардинал Маротта сидел за столом, на который секретарь только что положил утреннюю почту. Тут же стояла шкатулка из полированного дерева, а в ней лежали шесть золотистых апельсинов. В руках Маротты хрустело письмо его светлости, епископа Валенты. Письмо он перечитывал в третий раз:
«…К сожалению, должен сообщить Вам, что монсеньор Блейз Мередит умер вчера утром, в девять часов. Мне будет очень не хватать его. Я скорблю о нем, как о брате, каковым он стал для меня. Его отличали мужество, удивительная честность и человеколюбие, глубины которого не осознавал даже он сам. Я знаю, что его смерть – большая потеря для Вашего преосвященства и для церкви.
Перед смертью он попросил меня извиниться перед Вашим преосвященством за то, что он, но его словам, не смог справиться с порученным ему делом. В действительности это не так. Его расследование позволило пролить свет на жизнь и личность слуги божьего, Джакомо Нероне, и доказало святость Нероне, если не в каноническом, то в моральном смысле. Я все еще сомневаюсь, начинать ли официальный процесс о приобщении к лику блаженных, но у меня нет сомнений в добре, сотворенном Джакомо Нероне и почившим монсеньором Мередитом. Согрешивший священник вернулся к Богу, мальчик убережен от большой беды, несчастная женщина увидела путь к исцелению своих бед.