Молчание явно затянулось. Вернувшись от окна, Лацис подсел к журналистам, пододвинул к ним стоявшую на столике деревянную шкатулку с табаком:
- Закуривайте, господа. Отменный крымский "Дюбек".
- Но, похоже, "Дюбек" скоро кончится, - осторожно сказал Колен, имея в виду успехи Деникина на юге.
- Возможно, вы правы, - спокойно подтвердил Лацис, - в таком случае временно будем курить махорку.
- Вот вы, господин Лацис, сказали "временно". Этот оптимизм на чем-нибудь основан? - Англичанин внимательно следил за лицом Лациса: может, наконец-то разговор вступит в нужную колею.
- Да, основан, - тотчас ответил Лацис, - на исторической неизбежности победы рабочих и крестьян.
- Но вы же сами сказали, что в скорейшем торжестве белых сил заинтересованы не только русские генералы, - вступил снова в разговор Жапризо, - но и иностранные коммерсанты.
- Сказал, - кивнул Лацис. - И совершенно ответственно могу добавить: насколько я знаю, коммерсант должен быть дальновидным человеком, ваши же коммерсанты, довольно опрометчиво рискнувшие вложить деньги в нашу войну, - никудышные коммерсанты. Плакали их денежки. А ваши политики и генералы, пославшие к нам своих солдат, - никчемные политики и генералы. Ибо с древнейших времен известно: наемники - плохие солдаты.
- Вы пытаетесь нам навязать свои убеждения, - не выдержав, пошел в наступление Колен. - Но положение в городах Украины да и на фронтах...
Было понятно и без слов, о чем сейчас будет говорить Колен: о том, что белые победоносно наступают; что красноармейцы плохо вооружены, плохо одеты; что в Красной Армии мало обученных командиров...
- Знаю! - иронично подхватил Лацис, и голос его зазвучал холодно и резко. - Мы, большевики, умеем не закрывать глаза на правду, какой бы жестокой она ни была. Мы отлично понимаем, какое неимоверно трудное для республики сложилось положение, и ни на кого не рассчитываем! Только на себя!..
- Извините, господин Лацис! - Колен поспешно сменил ледяное выражение лица на более располагающее. - Но мы с вами так откровенно говорим потому, что надеемся у себя достаточно объективно осветить... э-э... как сказать, все, что у вас происходит...
- На это мы тоже не очень рассчитываем, - с жесткой откровенностью уточнил Лацис. - Обычно говорят: кто заказывает музыку, тот и пляшет. А музыку, насколько я понимаю, заказываете не вы!
- И все-таки!.. - попробовал возразить Колен, но ничего не мог противопоставить железным доводам собеседника.
- И все-таки, - в тон ему продолжил Лацис, спокойно глядя прямо в лица своих гостей, - и все-таки, - повторил он, - если вы этого и не сделаете по известным причинам, но говорите сейчас искренно, то я не пожалею, что разрешил вам провести эти две недели на нашей территории. Потому что вы хотя бы кому-то расскажете правду о большевиках, о наших задачах, наших целях...
- Мы увозим из вашей страны массу фотографий, надеемся их опубликовать! - сказал Жапризо. Ему начинал нравиться этот умный, неторопливый человек, умеющий побеждать в спорах, ему была по душе волевая направленность его характера.
- Я уверен, что вы крупно разбогатеете, господа, - сказал Лацис, пряча лукавинки в глазах.
- О! Каким образом?
- Мы победим, и, естественно, интерес к Советской России значительно возрастет! Тогда у вас купят все фотографии. - Лацис встал, давая понять, что беседа подошла к концу.
Встали и журналисты. Жапризо, весело потирая руки; Колен - медлительно, с какой-то старческой неохотой: не было удовлетворения, не сумел задать нужные вопросы, не оказался хозяином положения.
- Если мы кому-нибудь скажем, что в Чека работают веселые, остроумные люди, нам никто не поверит. - И Жапризо, ловко выдернув из папки, положил перед Лацисом фотографию Киева: - Подпишите, пожалуйста!..
Лацис склонился к фотографии, черкнул несколько скупых слов о том, что верит в их объективность...
Журналисты вышли от Лациса явно обескураженные. Сенсации не получилось. Только факт самого пребывания в Чека. Только это...
А тем временем Фролов, Красильников и Кольцов, наскоро пообедав здесь же, в кабинете, вновь вернулись к прерванным делам, к выработке правдоподобной версии. Для разведчика версия - это так много! Ошибка в версии - провал.
- Следующее соображение, - сказал Фролов. - Генерал Казанцев помнит тебя как боевого офицера и конечно же попытается использовать на передовой. Нам же необходимо, чтобы ты осел у него в штабе.
- Это уж как получится, - качнул головой Кольцов. - Мне самому в своих стрелять не с руки. Но и настаивать на том, чтобы оставили в штабе, опасно...
- Это верно, в штабе не оставят. Потому что ты для них черная кость, сын клепальщика. Хоть и офицер, но сын рабочего, вряд ли такому они окажут доверие.
- Что делать, Петр Тимофеевич, родителей себе не я выбирал.
- А ты их на время смени. - Фролов вынул из ящика стола объемистую книгу "Списки должностных лиц Российской империи на 1916 год". Раскрыл книгу на букве "К". - Среди нескольких десятков Кольцовых мы нашли вполне для тебя подходящего: Кольцов Андрей Константинович. Действительный статский советник. Уездный предводитель дворянства. Начальник Сызрань-Рязанской железной дороги... По наведенным справкам, в семнадцатом году уехал во Францию, там умер. Вдова и сын живут под Парижем... Ну как, такой родитель тебе подойдет?
- Листай дальше, Петр Тимофеевич! - обречено махнул рукой Кольцов. Может, найдешь кого-нибудь попроще! Ну, какого-нибудь акцизного. За дворянина-то я вряд ли сойду.
- Ну почему? - недовольно поморщился Фролов. - Мне приходилось не только потомственных допрашивать, но и отпрысков их сиятельств. В большинстве своем невежественные ферты попадались...
Красильников, внимательно оглядев Кольцова, добродушно и простовато обронил:
- Не сомневайся, по виду ты чистый беляк. Глянешь на тебя - рука сама за наганом тянется...