— А что, красавец, коли дам тебе на месяц жизни, исполнишь просьбу?
— На коленях проползу, куда скажете, до гробовой доски помянать вашу милость буду.
— Ползти далеко не придется. Видишь ту девушку, — он кивнул на Алену, — поцелуй все ее прелести, а какие закрыты, так сам открой. А потом и ее саму. Исполнишь? Такой мой тебе подарок.
— Исполню все, как повелите. Только еть ее не выйдет, отвалилось все.
— Довольно и того, что я тебе сказал. А тебе для сравнения, чтоб знала, — бросил он в ее сторону.
— Пожалуйте, — тяну я грязью измазанную руку.
— Приступай уже, — в мою ладонь падает увесистая серебряная монета.
О, ноздри уже раздуваются, возбудился. Я поковылял к Алене. В серой рубахе — здоров кабан, тоже с полуулыбкой развлечения ждет. В розовой — идет за мной.
Когда-то в программе «Клуб кинопутешествий» показывали фильм «Боевые искусства Шаолиня». Серии минут по двадцать. Мы смотрели, впитывая каждое движение. Бой с шестами меня заворожил. Сначала я тренировался на кустах, потом с приятелем набивали себе синяки и чуть без глаз не остались. После была секция у-шу. Одна из первых массовых, которые появлялись на короткое время в спортзалах школ и залах Домов Культуры.
Такой бой там не преподавали, но я нашел энтузиастов, и мы стали заниматься самостоятельно. От длинных шестов отказались. Идеальна — труба из нержавейки до плеча длинной. С тех пор я чувствую себя намного уверенней с палкой в руках.
Короткую подпорку уронил. Длинную перехватил в левую руку. Серый аж шею вытянул, слюни пускает, подошел на два метра. Я к нему спиной. Алена прикрыла глаза.
Хлесткий бросок правой рукой — монета попала в глаз Розовому. Что там не попасть с трех метров, если до этого лет десять в кабинете тренировался всякую мелочь в цель кидать? Схватился бедняга за лицо двумя руками. Слушать его матюги я не стал.
Скользящий шаг назад, и конец шеста входит в пах Серой Рубашки. Тем же концом в шею. Есть там такой треугольник Пирогова, где проходят важные нервы и сосуды. А главное, попадать туда легче. Все, заваливается назад. Или умрет или долго не встанет.
Одним прыжком я подскочил к затейнику-извращенцу. Он попытался выставить трость. Я дернул за нее правой рукой, разворачиваясь. А левым локтем на обратном движении ударил в нос. Тот сел на задницу. Расчет на появление крови. Это пугает и позволяет манипулировать.
И расчет оправдался. Кровь залила сюртук. Я выхватил дедовский нож и приставил к его шее.
— Стой, где стоишь, — бросил я парню в розовой рубашке, — иначе глотку перережу.
На всякий случай крикнул, чтоб тот не убежал. А сам грубо дернул за шиворот и протащил Антуана-Толю к Алене, перевернул на живот.
— Лежать, работает ОМОН. Смерть французским оккупантам!
Пока тот смотрел на свою ладонь, наполняющуюся кровью, я перерезал веревку. Мои глаза встретились на секунду с широко открытыми серыми глазами. «Бежим» — сказал я коротко.
Алена прикрылась разорванной рубашкой.
— Слушай сюда, — сказал я розовому, — мы уходим. Увижу погоню, отрежу ему башку и выкину на дорогу. Если понял, кивни.
Картуз наклонился.
— Передай своему шефу, если будет дергаться, то сделаю из его говнюка жилетку и заставлю носить. Привет от красных бригад. У нас длинные руки. Союз меча и орала. Рот фронт!
Проговорив эту ахинею я схватил за шкирку Антуана, и мы с Аленой нырнули за угол. Пробежав вдоль длинной бревенчатой стены, остановился, но увидел Домну, которая метрах в ста у амбара махала руками. После стометровки, толкнул барчука к телеге. Тот собрался залезать.
— Стоять! Руки на телегу, — я подкрепил указание ударом по почке, — ноги расставил.
Гонки гонками, а правила правилами. Обыскал поверхностно. Нашел кошелек и маленький ножик в чехле. Снял с себя веревку, которая заменяла пояс. Скрутил петлей кисти и другой конец накинул на шею. Антуан усиленно засипел. Я зашел сзади, снял с себя платок и накинул на него, обвязал. Еще и шапку ему нахлобучил на глаза.
— Дернешься — сдохнешь. Быстро все в телегу.
Женщин уговаривать не надо. Домна нахлестывала вожжами кобылу. Та медленно разгонялась. Я побежал рядом. Надо фрика контролировать. Когда скорость подводы стала вровень с моей, я запрыгнул с краю. Жалко гнать лошадку по жаре, да еще с таким грузом. Но что делать?
Через три километра погони не обнаружилось и лошадку пустили шагом. Я слез с телеги и пошел пешком. Аленка тоже. Домна перевязала ее какой-то шалью. Жарко. Я делаю всем знак «тихо» и показываю на пленника, а сам в голос говорю: