В палатке, развернутой в медсанбате, Степанов увидел первых убитых. Оба десантника лежали на заскорузлых от крови шинелях. У одного была забинтована голова. Кровь пропитала толстый слой марли насквозь. Да и что бинтовать — пуля попала прямо в лоб. Этот парнишка всего лишь девятнадцать дней назад принял присягу… Вторым был механик-водитель. Шесть осколков впилось в его мальчишеское тело. Один попал в щеку, образовав округлую рваную рану. Ни Алексей, ни стоявший рядом врач не могли оторвать от нее застывших взглядов. А еще Степанов увидел, что задралось обмундирование у убитого и оголился живот. Не догадались одернуть «хэбэ»… «Господи, — подумалось, — а ведь он, может, даже и девушку-то никогда не целовал… И больше yжe не поцелует… Лежат оба в этой армейской палатке. Светит солнце. Чужое солнце над чужой землей. Не довелось им увидеть его в Афганистане…»
— Это yже не шутки. Настоящие боевые действия… — проговорил задумчиво доктор. — Не Чехословакия…
Степанов молча вышел из палатки. Неподалеку десантники разговаривали с афганскими солдатами. Слышался смех, особенно когда последние пытались повторить какое-то специфическое крепкое русское словцо. Глядя на местных, захотелось схватиться за автомат и полоснуть на весь магазин… Может быть, это и они минувшей ночью… Но такое желание появилось лишь на мгновение. Степанов тут же погасил все эмоции. Он сам солдат и те, афганцы, TOЖЕ СОЛДАТЫ… Из дружественной страны…
Глава вторая
Через сутки прибыли из Баграма остававшиеся там подразделения дивизии.
— Знаешь, — делились с Алексеем впечатлениями о событиях вечера 27 декабря Терентьев и Батурин, — после твоего отъезда в Кабул в Баграме утром загрузили две машины трупов афганцев… Целых две «шестьдесят шестые»… Зрелище, надо сказать… Это те, что оказали сопротивление…
Накануне приезда сослуживцев Степанов ночевал в палатке «рэбовцев». Набилось в нее столько, что нельзя было и шага сделать, не наступив на какую-нибудь часть тела или конечность человекам трем-четырем. Кроме двух палаток в Штабе по-прежнему ничего не было. И то, одна из них предназначалась для работы. Лишь через несколько дней стали мало-мальски обустраиваться. С большим трудом получил Алексей в тылах лагерную палатку на отделение. Печки не хватило. С потугами и ухищрениями сообща добыли несколько матрасов. Нечего говорить и об освещении… Что же касалось остальных удобств — тут и того «лучше». У какого-то разваленного глинобитного сооружения нарыли ямок. Вернее, щелей. В метр длиной и пару десятков сантиметров шириной. Находилось это пикантное место неподалеку от дороги, и проезжающий мог видеть соседствующих на ямках солдат и офицеров, порой даже самого высокого ранга. Первое время отдельных клозетов не строили…
Когда по радио передали официальное сообщение о вводе войск в Афганистан, все ободрились. Теперь о них знали, помнили. И за каждым солдатом и офицером стояла вся страна. В первые недели к лагерю часто приходили любопытнее афганцы в цивильном. Особенно много было детей. Их все интересовало у шурави. Десантники угощали ребятишек содержимым сухпайков, дарили в качестве сувениров монеты, кокарды с шапок, различные вещицы. Однажды мальчишкам показали плакат с портретом Ленина. «Чан афгани?» /сколько стоит/ — начали спрашивать они. Солдаты объяснили: не продается. Можно только подарить. Что тут началось! Мальчишки передрались между собой. А какое счастливое лицо было у того, кому достался портрет!..
Алексей тоже не раз общался с детишками. В основном эти разговоры были «на пальцах». Лишь с одним пареньком побеседовал от души. Говорили на немецком языке. Его знал юный собеседник почти в совершенстве, что очень удивило офицера. Сам-то Алексей получал свидетельcтвo пepeвoдчикa-peферентa в суворовском военное училище. «Где изучал?» — спросил старший лейтенант. Узнав, что в школе, удивился еще больше. Вот это способности! Или преподавание?.. У нас и в школе, и в институте зубрят, а двух слов все равно связать не могут.
Парнишка был одет почти по-летнему. Легкая войлочная шапочка на голове, из тонкой светлой ткани накидка, широкие штаны. На босые ноги обуты обычные резиновые галоши. Степанов узнал, что его собеседник самый старший из детей в семье. Ему семнадцать. Матери тридцать. Отец на пять лет старше ее. Разговаривали очень дружелюбно. Паренек с уважением посматривал на оружие офицера «коммандос», проводил долгими взглядами взлетающие и садящиеся самолеты. Внимательно слушал рассказ о Советском Союзе. Вспоминая то время, Алексей потом скажет, что в первые дни и недели все в дивизии работали замполитами. И солдаты, и офицеры. Сами верили в справедливость возложенной на них миссии и говорили об этом афганцам.