Медведь, рассекая воду красивыми сильными взмахами рук, подплывает вплотную ко мне. Я хватаю его за плечи и, дурачась, окунаю с головой.
— Что же ты делаешь? — лицо Медведя искажают страдания. — Зачем ты меня топишь? Не надо, Алешка! Я ведь и так убитый…
— Как это — «убитый»? — удивляюсь я. — Ведь ты же…
— Леша, Лешка! Да где же ты? Ну куда ты пропал? Да перестань ты шутить, отзовись сейчас же!..
Но Медведя нигде нет. Лишь расходятся круги по воде на том самом месте, где он только что был.
Я выскакиваю из бассейна на горячий бордюр, кидаюсь к одному из офицеров, оказавшемуся рядом:
— Ты Медведя не видел? Я только что купался с ним… Мы были вместе…
Но офицер молчит. «Господи, да ведь это же Митрофанов», — удивляюсь я.
— Володя, ты Медведя не видел? Ну что ты молчишь? — тормошу Митрофанова.
А тот тихо так отстраняется и уходит, уходит куда-то вниз по лестнице. Я хочу догнать его, но ноги словно приросли к бордюру.
Беспомощно озираясь по сторонам, вижу Рябинина. Тот приближается медленно и неслышно. Словно плывет по воздуху.
«Сережка!» — хочу крикнуть я, и вдруг слова замерзают у меня на устах.
«А ведь Рябинин убит… Убит еще летом… — вдруг вспоминаю я. — Откуда он здесь?.. Его уже нет несколько месяцев…»
По-прежнему нещадно палит солнце. Давит что-то, давит на сердце… Вокруг меня никого. Я один. Один на целом свете… Все ушли, а меня бросили в Афганистане. Оставили навечно…
Вот такой сон приснился мне этой ночью. Все-таки ничего бесследно не проходит. Достал нас Афган. Нет бы — мирная жизнь снилась, а то все одно и то же…
После обеда чистил автомат. У соседей играла музыка, вручали вымпел министра обороны «За мужество и воинскую доблесть». Второй уже по счету. Полк боевой, знаменитый. Таких в Вооруженных Силах сейчас мало.
Вечер. Стемнело. За столом играют вечные картежники. В Кабуле стрельба — душманы празднуют годовщину. Трассеры за аэродромом, как пчелы в саду — плывут целыми роями. Ужалит — и кто-то опять получит страшную цинковую «посылку».
27 декабря 1980 г.
Ходили в баню к артиллеристам. В ней до сих пор не топят. Хотя бы «поларис» зажгли. Намерзлись. Выскочили с посиневшими губами и гусиной кожей. Добежали до своей палатки, разожгли печку, отогрелись.
Ночью на «бээрдээме» с прапорщиком и старшим лейтенантом из полка проверяли боевое охранение. Старшим был я. Ночь выдалась на редкость холодной и ветреной. Небо черное, как сажа. В третьей роте чуть не обстрелял часовой (у них это стало модно). Водитель был новый, маршрута не знал. Вел его я. Раскатали все вокруг, мы и съехали с главной дороги. Неподалеку от позиций ограждение. Смотрим — свалены столбики. Там и проехали. Я предусмотрительно помигал фарой, дескать, свои.
Остановились. Подбежал взводный: «Успел удержать часового. Уже загнал патрон в канал ствола и целится. Не видишь, наши, говорю…» Я поблагодарил: «Спасибо на добром слове. Но ты все-таки скажи солдатам, чтоб впредь не спешили палить. Мало ли кто едет…»
Остальное все прошло благополучно. Хотя ночь была особенная. Год назад такое творилось… К утру стало известно: в Кабуле семь диверсий — нападение на местную радиостанцию, расстрел машины с царандоем… Убито пять полицейских. Но нам повезло, и мы опять проскочили. Приехали в лагерь. В воздухе за-кружились снежинки. В палатке не спали. Кожанов, обрадовавшись моему приходу, сразу насел. Начал «крутить магнитофон»: «Почему ты не такой, как все? Я до сих пор не могу понять — слишком умный или слишком дурной?» Я ответил: «В идиотах вроде не числюсь, остальное решай сам…» Вяло ввязался в спор о музыке, а затем уснул.
28 декабря 1980 г.
Все с утра ждут легендарный самолет. Но он не пришел. Да и какой смысл? Жены ведь не знают, что посылки не получили. Переживем как-нибудь.
Немного прояснилось с Кандагаром, с шестью убитыми и двенадцатью ранеными десантниками. Дело было так: заметив подозрительных людей, начали их преследовать. Те юркнули за дувал. А в кишлаках есть дома почище крепостей. Вот в одном из таких и собрался исламский комитет. Горстка наших ворвалась во двор. А там… Человек двести. Кончились патроны, пошли в рукопашную. Не оказалось штык-ножей и сигнальных ракет. Это и сгубило ребят. Соседняя рота шла на помощь. Но стрельба началась отовсюду, и где свои, куда идти — сразу не сориентировались. Ракетой бы обозначить себя… Когда подоспели — увидели такую картину: с руки убитого десантника пацаненок лет тринадцати снимает кожу. Пристрелили на месте. Взяв погибших и раненых, оттянулись назад. Кишлак накрыли артиллерией. Позже один или два солдата скончались уже в госпитале. Жалко ребят. Погибли же геройски. Оценивая происшедшее, генерал-лейтенант, заместитель командующего ВДВ, сказал: «Это был настоящий десантный бой».