Замысел комедии, произведения со счастливым концом, захватывал Алигьери. Прогуливаясь с Вергилием в эмпиреях, он то и дело встречал там знакомых, любимых, ненавистных — живых и мертвых. При этом его занимали аллегории, намеки, тайны. Толкование чисел тоже не чуждо ему. В чистилище он встретил даже своего отца, пока торгующего во Флоренции лечебными снадобьями.
В цех аптекарей отец вступил для того, чтобы дворянский род Данте получил гражданские права. Черные щеголяли «подлым» происхождением, смеялись над гербами и замками с амбразурами. Дворянам приходилось становиться сапожниками, гранильщиками зеркал, хлебопеками — конечно, в чине цеховых мастеров, старшин, советников. Алигьери, потомок закованных в сталь магистров, числился аптекарем.
Несчастье обрушилось внезапно. Беатриче, недолго прожив в браке, умерла — тихо, не болея, просто однажды утром не проснулась.
Религиозный трепет потряс поэта. Пришло суровое возмездие за созданные в воображении картины ада и рая. Судорожно нес он свечу за гробом. Кара эта — милость божья. Бог поражает тех, кого возлюбил. Так всевышний укрепил небесный брак.
Раздробленность городов-коммун привела поэта к мысли о необходимости наместника бога, монарха. Он стал посещать собрания гибеллинов. «Капитаны народа» старались урвать кусок пожирней, и коммуны распадались.
В палаццо тайного гибеллина он встретил синьорину, красота которой совпадала с греческим, а не библейским идеалом. Не дева Мария с острыми коленками и заплаканным личиком, в саване у пустого гроба. Полная, высокая Афродита, цветущая, как майские зори. Она любила арфу, стихи, вино, и вскоре пламень ее карих глаз достиг чела Данте. Поэт прекратил связь с гибеллинами.
В ясный, упоительно тихий день он нанял лодку и поплыл в манящую даль по реке Арно. Город утонул вдали, лишь видны золоченые шпили.
Нарядная лодка с шестью гребцами, под зеленым парусом, повстречалась ему. Кареглазая синьорина с открытыми сахарными плечами задумчиво окунала свежую розу в воду. Поэт решил не узнать ее — опустил глаза. Именно такой представляли сладчайшие поэты Прекрасную Даму — теплой, ароматной, чувственной.
Упала роза к его ногам. Данте молился, разыскивая в воинстве господа синеглазую страдалицу.
— Синьор поэт, — сладостно сказала синьорина, — вы больше не придете к нам? Мы вас всегда ждем и ставим бокал с вином на вашем месте.
Прогулка испорчена. Данте повернул назад.
Вечером охватил страх. Жизнь коротка, кровь кипит, жаждет пролиться горячим дождем на покорную Леду, а что даст вечность? Что есть истина?
Он боялся и избегал вечеров. Пламенные крылья утра приносили чеканные канцоны «Новой жизни», небесной. Вечерами звенели чаши добродушных греческих богов, курения пира скрывали потный лик страдающего Христа.
Закутанный в плащ поэт подошел к палаццо гибеллинов. Здесь он подвергался двойной опасности — и земной любви, и встречи с гвельфами. Из тьмы низко пронеслись три голубя. Данте перекрестился и, укрепленный, повернул назад.
Ночью снилась ему Беатриче, и он проснулся торжествующий, верный божественной любви. В предвидении вечера положил на стол четырехгранный венецианский стилет — лучше сразу в ад, чем к кареглазой красавице.
В тот же день кареглазая прислала ему бесстыдно распустившиеся розы и письмо на душистой бумаге. Восхитительно писала она о его канцонах и сонетах. Это была родственная, сладчайшая душа. Уныло подумал Алигьери: Беатриче никогда бы не поднялась до такого слога.
Вспомнились два-три момента, когда дочь Портинари выглядела некрасивой. Однажды ругала в присутствии гостя служанку за большой расход оливкового масла, постно поджимая тонкие губы. А как-то считала выстиранные сорочки — и губы выражали полное довольство. Маленьким крепким кулачкам Беатриче очень шли суповая ложка и молитвенник.
В гневе за воспоминания Данте бросил и розы, и письмо в огонь. Пошел на могилу любимой и там поклялся написать о Беатриче книгу, равной которой нет и не будет, не считая святого писания.