Предисловие
Живая история открывается нам, лишь когда сухим фактам возвращается роль гипотезы, для которой существуют альтернативы – быть может, менее убедительные, но имеющие право на существование и научное обоснование. Так историческая наука становится местом приложения творческих усилий и источником любопытства для всех, кого влечет к себе древность – первооснова современной цивилизации.
Чтобы оживить историю для не погруженного в научные исследования человека, древность должна превратиться отчасти в этнографические очерки (чем ее расцветил Геродот), отчасти в нравоучение (чем привлекает к своим сочинениям внимания Плутарх), но не опускаться до россказней в духе морального ниспровержения прежних эпох (в духе Светония), которым, будто бы, было присуще то, что теперь считается постыдным или оправдывается тем, что древность, якобы, представляет нам неизменную, а потому естественную, человеческую порочность.
Живость восприятия истории возникает не из интереса к скабрезностям, оправданным их мнимой "древностью", а из сюжетных линий и образцов поведения древних – включая их верования и бытовые привычки.
Более всего история оживляется в мифологии, которая является хранилищем фактического материала. У древних греков мифический слой легко отделяется от реалистического, и это дает нам основание считать мифы – своеобразной историографией. При этом миф ничего не фальсифицирует, а только расцвечивает факты и исторические фигуры сказочными свойствами. Никаких намеренно вставленных в повествование фигур от древнего грека, трепетного к мифологии, ожидать не приходится. Такая вставка была бы расценена как святотатство. Великого скульптора Фидия афиняне швырнули в нищету и безвестность при одном только подозрении, что на щите Афины Парфенос он изобразил самого себя. Скорее всего, это было наветом, но сходства (может быть, безотчетно приданное скульптором одному из персонажей) было достаточно, чтобы обвинить и самого Фидия, и его друга Перикла, который также показался похожим на одну из фигур на щите, в кощунстве. Поэтому невозможно допустить ни малейшей фикции в мифологии или историографии древних греков, которые были бы ими сразу разоблачены и с возмущением отвергнуты.
Для переживания древней истории мы имеем огромное наследие изобразительного искусства, которое оказывается скудным лишь в сравнении с масштабами потерь, возникшими не только от злобного разрушение всего, что попадалось на глаза македонцам и римлянам, когда они встречали сопротивление своим завоеваниям, но и от многовекового растаскивания никому не нужными камней. Консервация античной архитектуры происходила, лишь когда древние здания становились церквями. Но многовековое турецкое владычество сильно подорвало и этот способ сохранения древности. Турки предпочитали строить из обломков древних храмов крепостные редуты.
Огромный подарок современности преподнесли римляне, сохранившие в мраморе то, что греки предпочитали создавать в бронзе, учитывая эффект полировки поверхностей. Именно по этой причине мы не всегда адекватно воспринимаем некоторую тяжеловесность скульптуры, которая в мраморе кажется более грузной, чем в бронзе, где блик усиливает рельефность и создает иллюзию подвижности изваяний. Не говоря уже об утраченных золотых скульптурах – особенно монументальных. Их безвестная гибель – тяжелейшая утрата для мировой культуры.
Представления о Древней Аттике чаще всего ограничиваются памятниками афинского Акрополя и музейной экспозицией Национального Археологического музея Афин, которая зачастую воспринимается как преимущественно аттическая. Между тем, в распоряжении специалистов есть множество деталей жизни аттических греков, описанных в античных источниках, а также огромный археологический материал по Аттике за пределами Афин. К сожалению, интегральных обзорных материалов даже по Афинам очень мало. Среди редких исключений – подробная монографи Колобовой Е.М., Древний город Афины и его памятники, Издательство Ленинградского университета, 1961. По тесно связанной с аттической историей Эвбее есть монография Keith G.Walker, Archaic Eretria. A political and social history from the earliest times to 490 BC, London and New York, 2004. К сожалению, подобные обзоры крайне немногочисленны и скупо иллюстрированы фотоматериалами низкого качества в оттенках серого.
Наше совместное с читателем путешествие по Древней Аттике мы предпримем, начиная с островной периферии аттического региона – Эвбеи и островов Саронического залива. Здесь в доисторическую эпоху, когда Афины были еще незначительным поселением (скорее акрополем для окружающих сельских демов) существовали могущественные государства – прежде всего Эретрия на Эвбее и государство на острове Эгина. Затем мы осмотрим побережье и его высокоразвитые центры и святилища (с севера на юг): Ороп, Рамнунт, "четрыехградье" с Марафоном, Рафина, Артемис, Порто Рафти, Браврон с регионом Лаврион, и мыс Суний. Затем мы побываем в Элевсине и Мегариде, остававшихся особняком от Афин, несмотря на их бесспорную гегемонию в этих регионах. Затем кратко (в силу скудности материала) осмотрим демы Внутренней Аттики, которые афинская урбанизация по большей части лишила исторического наследия, втянув на свою территорию не только население, но, порой, и целые храмы, которые разбирались и переносились в античный мегополис. И только после этого мы посетим Афины и их ближайшие окрестности, которые многократно и подробно описаны, хотя и с непропорционально большим вниманием к Акрополю в ущерб другим достопримечательностям великого города.