Старик стал забирать прочь от побережья, углубляясь в горы, чтобы обойти селение стороной. Тяжело идти по склонам, но ничего уж не поделаешь, это лучше, чем побои и издевательства малолетних тиранов. Но старик их не ненавидел. За годы своих странствий он хорошо усвоил буддийскую истину — если ненавидишь, значит проиграл. А ему проигрывать нельзя и сдаваться тоже нельзя. Народ, из которого он происходил, никогда не сдавался и он не сдастся.
Странник шел к ведомой только ему цели, и пока он к ней стремится, значит, не в проигрыше, значит, еще жив и морально, и физически. Хотя физически он был истощен неимоверно. Вперед вел только дух.
На берегу горной речушки стояла избушка. Судя по виду, здесь кто-то жил в стороне от суеты прибрежной деревни. Двор был ухожен, около крыльца подметено, а в тени платана виднелась гирлянда из вялящейся речной рыбы.
— Чё надоть, нах? — проскрипел голос откуда-то из дома.
— Попить дашь? — ответил странник.
— Вон река рядом, пей сколько хошь, — проскрипело в ответ.
— Что же я, как олень буду с колен пить?
— Там на берегу ведро есть, — на крыльцо на маленькой тележке выкатился сморщенный, как обгорелая головешка, старичок.
— И на том спасибо, — путник поковылял к речке.
Пока странник пил у реки до его слуха долетел свист. Кто-то мастерски насвистывал «Танец с саблями» из «Бахчисарайского фонтана». Напившись, путник поднялся к хижине старика.
— Ловко это у тебя получается, — попробовал завязать разговор с хозяином. — Я знавал одного такого маэстро по части художественного свиста. Соловьем его звали.
— И куда он потом делся? — прищурился старичок.
— На Кавказ шел, а дошел ли, мне неизвестно, — обрадовался беседе странник.
— Как, говоришь, его звали?
— Соловей-разбойник. Только вот в мою пору он уже не разбойничал, а шел на покой в горы Кавказские к амазонкам… говорил, что они его знают и обещали выправить пенсион, — разъяснил хозяину пришелец.
— Так это я и есть, — старичок смахнул слезинку с близоруких глаз. — А, вот тебя я что-то не признаю.
— Быть может, помнишь, встречал ты в низовьях Волги-реки путешественников?
— Это того, что с медведем умным и с коником мытарился?
— Ага. Так это я и есть. Афоней меня зовут, Никитина купца тверского сын старшой, я.
— Ну, и что? Привез ты мне книжку индийскую Камасутру?
— Помнишь… — сказал растрогано Афоня. — Нет, книгу не привез. Она у них на камне написана, с целый храм размером брошюра получается. Такую за день не усмотреть, уж, не говоря о конспектировании. А тебе она до сих пор нужна?
— Да, нет. Это я просто так, вспомнил, — хихикнул старичок. — Заходи Афоня в дом.
Долго сидели старые знакомцы. Уж рассвет начал красить горы, а они все разговаривали и разговаривали.
— И куда нынче ты свой путь держишь? — Спросил Соловей.
— До Твери иду. На Родину пора, — устало сказал Афоня. — Да, вот боюсь, не хватит мне времени, чувствую, смерть за мной плетется и скоро догонит. Эх, мне бы еще немного сил, чтобы на братца своего глянуть, да на Тверь родную, а там и помирать можно. И гештальт, кстати, исполненным будет.
Бывший разбойник призадумался, видно что-то соображая. — А оставайся со мной. Вдвоем всяко веселей. И, кстати, здешние места смерть стороной обходит, на Кавказе люди долго живут. Хотя бы на меня посмотри…
— Не могу я, Соловушка, остаться. Братик у меня в Твери остался калечный. Как-то он там… без меня и заботы?
— Ладно, есть у меня для тебя совет-помощь. Дорогу я тебе укажу, через горы. Там живет моя старая знакомица Изергиль. Она тебе может помочь, смерть отогнать живой водой. Все ее бабой Ягой кличут, но это так, из-за невежества. Никому не верь, если будут рассказывать про то, что ее охраняют очокочи, это такие местные злые духи. Не верь и тому, что в доме ее живет драконообразная птица паскунджи…
— Ну, с рептилоидами у меня опыт общения есть.
— Да, сказки это все, — махнул рукой старичок. — Изергиль-Яга — в молодости своей всегда бабой противной была, а сейчас в старости так вообще карга каргой. Но я тебе записочку дам, а мне она не откажет.
Соловей накорябал на берестянке какие-то каракули и указал путь до ближайших дольменов.
— Вот, как дойдешь до каменных глыб с дырками, так, считай, что пришел.
— А разве Яга не в избушке на курьих ножках живет?
— Посмотрел бы я на тебя, как бы ты жил в таком неустойчивом доме. Это ж какой вестибулярный аппарат надо иметь, чтобы в доме на курьих ногах жить? Иди, с Богом. В самом большом дольмене и живет Изергиль.