Цезарю подобает умереть стоя.
Хороший пастух снимает с овец шерсть, а не шкуру.
Кто не порицает клеветников, тот поощряет их.
Лиса меняет шкуру, но не нрав.
Луций Анней Сенека (младший)
(ок. 4 гг. до н.э. – ок. 65 гг. н.э.)
сын Сенеки Старшего, писатель, философ-стоик, воспитатель и советник Нерона
Смысл благодеяний прост: их только дарят; если что возвращается, то уже прибыль, не возвращается – нет убытка. Благодеяние оказано для благодеяния.[1714]
Вина не должна падать на наш век. И предки наши жаловались, и мы жалуемся, да и потомки наши будут жаловаться на то, что нравы развращены, что царит зло, что люди становятся все хуже и беззаконнее. Но все эти пороки остаются теми же (…), подобно тому как море далеко разливается во время прилива, а при отливе снова возвращается в берега.[1715]
Страх внушают не только самые отважные животные, но и самые неподвижные, благодаря своему вредоносному яду.[1716]
Поздно оказал благодеяние тот, кто оказал его просящему.[1717]
Не следует принимать благодеяний от всех. От кого же принимать? (…) От тех, кому мы сами желали бы их оказать.[1718]
В благодеяниях кредитора следует выбирать с большей тщательностью, чем в деньгах.[1719]
Кто принял благодеяние с благодарностью, тот (…) уплатил уже первый взнос за него.[1720]
Кто приносит благодарность, удаляя свидетелей, тот человек неблагодарный.[1721]
Некоторые знатные и благородные женщины считают свои годы не по числу консулов, а по числу мужей, и разводятся, чтобы выйти замуж, а выходят замуж, чтобы развестись.[1722]
Дело дошло уже до того, что ни одна женщина не имеет мужа для чего-либо иного, как только для возбуждения любовника.[1723]
Награда за высокие подвиги заключается в них самих.[1724]
Никто, обладая здравым умом, не боится богов, так как неразумно страшиться спасительного, и никто не любит тех, кого боится.[1725]
Бывает красноречивым даже тот, кто молчит, и храбрым даже тот, кто сидит сложа руки, или даже – у кого руки связаны.[1726]
Общественное мнение – (…) дурной истолкователь.[1727]
Лучше (…) помогать и злым ради добрых, чем лишать помощи добрых ради злых.[1728]
Луций Сулла уврачевал отечество средствами более тяжкими, чем были самые опасности.[1729]
Пусть каждый спросит себя: не жалуются ли все на чью-нибудь неблагодарность? Но не может быть того, чтобы все жаловались, если не надо жаловаться на всех. Следовательно, все неблагодарны.[1730]
«На этой стороне явное большинство». – Значит, именно эта сторона хуже. Не настолько хорошо обстоят дела с человечеством, чтобы большинство голосовало за лучшее: большая толпа приверженцев всегда верный признак худшего.[1731]
Когда я вспоминаю все свои речи, я завидую немым.[1732]
Всякая жестокость происходит от немощи.[1733]
Что я хочу извлечь из добродетели? Ее саму. (…) Она сама себе награда.[1734]
Не наука добродетели, а наука нищеты была главным делом его жизни. (О кинике Деметрии, который доходил до крайностей аскетизма).[1735]
Перестань корить философов богатством: никто не приговаривал мудрость к бедности.[1736]
Карман у него [мудреца] будет открытый, но не дырявый: из него много будет выниматься, но ничего не будет высыпаться.[1737]
Некоторые из мудрых мужей называли гнев кратковременным помешательством.[1738]
Что-что, а вредить все люди умеют неплохо.[1739]
Никакое лечение не может считаться жестоким, если его результат – выздоровление.[1740]
Любое чувство – столь же плохой исполнитель, сколь и распорядитель.[1741]
Всякое почти вожделение (…) мешает осуществлению того, к чему стремится.[1742]
Гнев делает мужественнее лишь того, кто без гнева вообще не знал, что такое мужество.[1743]
Насколько человечнее (…) не преследовать их [грешников], но попытаться вернуть назад! Ведь если человек, не зная дороги, заблудится среди вспаханного поля, лучше вывести его на правильный путь, чем выгонять с поля палкой.[1744]
Согрешающего нужно исправлять: увещанием и силой, мягко и сурово; (…) тут не обойтись без наказания, но гнев недопустим. Ибо кто же гневается на того, кого лечит?[1745]
Гнев – самый женственный и ребяческий из пороков. – «Однако он встречается и у мужей». – «Конечно, потому что и у мужей бывает женский или детский характер».[1746]
Честолюбие [тиранов] (…) хочет (…) заполнить одним-единственным именем весь календарь, назвать в честь одного имени все поселения на земном шаре.[1747]
Мы начинаем смеяться со смеющимся, печалимся, попав в толпу горюющих, и приходим в возбуждение, глядя, как другие состязаются.[1748]