Сходим на берег. Жандармы, чёрные, очень элегантные, гордящиеся своей формой, вежливы и предупредительны. Город европейский, не столь красивый, как Касабланка. Пыль. Отели огромные, тёмные, длинные, с галереями на верхнем этаже, как в Приштине6. Почта огромная. В окне «до востребования» только одна телеграмма. Сотни и сотни негров ждут перед почтовыми окошками. Кто научил их переписываться? Они считают естественным, что белый, стоит ему появиться, будет обслужен до них. Сказать «чёрный» – оскорбление, нужно говорить чернокожий; это меньше указывает на различие в расах. На чёрных досках написаны новости из Европы, полученные по радио. Штреземан7 на Конференции стукнул кулаком по столу. Для чернокожих все новости в основном состоят из таких конкретных деталей.
Рыбный рынок всех самых нежных цветов: и тех, что снуют в пучине на радость молочной дали моря и небесной лазури, в которой белым пожаром бушует солнце, и тех, что взлетают стаями над поверхностью воды и летят, пока их крылья не станут сухими, и тех, что невидимы нашим глазом. Холмы с зарослями бананов; повсюду амулеты. Парк с дорожками, посыпанными ракушками, перламутровыми и румяными. Перед главной кофейней один знакомец с судна обращает моё внимание на негра, который показывает огромного питона. Интересно, что из-за аномалии или случайного атавизма на этой гигантской змее по бокам видны как бы два когтя или же остатки ног. Жарко, даже несмотря на белую одежду и полотняные башмаки. Болит голова. Возвращаюсь на судно немного отдохнуть, чтобы потом снова пройтись.
Иду по улицам негритянского квартала; жилища, как у нас в Палилуле8, одноэтажные, белёные, с глубокими дворами, кишащими чёрными детьми и женщинами. Нет, Дакар – это ещё не Африка, ни в коем случае, тем более для моего приятеля, он знает её дикой, такой, какую обещает и мне. Однако для меня она всё же то, чего я никогда раньше не видел и о чём когда-то мечтал. Вон там, в глубине двора, голая женщина, на ней лишь набедренная повязка, которая помогает ей удерживать на спине ребёнка. Деревянным пестом она толчёт просо в высокой деревянной ступе. Первая голая чернокожая на моём пути. Увидев, что я на них смотрю, она оставляет работу и стремительными движениями, равномерно взмахивая рукой, шлёпает ребёнка, а потом как ни в чём не бывало продолжает работу. Ребёнка нужно уберечь от взгляда, который может причинить ему зло.
На улице чёрные женщины разговаривают друг с другом. Поскольку Дакар – это вавилонская башня, все они одеты и причёсаны по-разному. Женщин-негритянок из португальских колоний называют «португалками», из английских – «креолками», а тех, что из Сенегала, – «волоф» и «церере». Общее у всех них только то, что они безостановочно затачивают себе зубы деревянным прутом. Слишком замысловатые причёски делают их некрасиво головастыми, на их накидках много широких складок с дивными переливами цветов, широкие блузы украшают кружева, и всё это говорит о том, что полюбив в своё время туалеты жён первых губернаторов и комендантов и смешав их со своими праздничными одеяниями, они так с этой любовью и не расстались. А меня тем сильнее волнует встреча с этими женщинами с овечьими глазами и полными губами, что они точно соответствуют гравюрам, которые в детстве попадались мне в старинных путевых заметках или романах, в частности, где рассказывается о том, как негритянка стала кормилицей в семье губернатора, как её в доме все полюбили, и когда наступило Рождество, именно так и приодели. Вообще же все эти женщины страшно болтливы, демонстративны и вспыльчивы. Мой приятель говорит с ними на языке бамбара, это язык суданский, но самые здравомыслящие негры в Западной Африке пользуются им так же, как европейцы французским. Возвращаемся на судно ужинать и продолжать дорогу на юг.
Уголь и после ужина ещё полностью не выгружен. Мы по-прежнему находимся неподалёку от порта, неподвижные в море. Освещённые большими фонарями негры выгружают из барж тёмные камни. Дакар блестит огнями. Суда движутся к причалам как огромные мрачные горы, свет виден лишь на верхушках их мачт, и при проходе они заслоняют своей тёмной массой сияющие звёзды города. Как будто чёрное ангельское крыло на мгновение ложится на берег. Одно судно чуть не соприкасается с нами. Называется оно «Архангел». Парни с его палубы обращаются к нам по-итальянски. Разговариваем с ними. Пришли из Ливерпуля и направляются в Буэнос-Айрес. Наобум спрашиваю одного, из каких он краёв. «Из Спалато!» – отвечает он по-итальянски9. «Ты хорват?» – спрашиваю я его на нашем языке. «А кто же ещё?» – отвечает он по-итальянски, взволнованный, и идёт вдоль борта, поскольку «Архангел» начинает удаляться, так, чтобы быть ко мне поближе.