Выбрать главу
Ее удел — рожать.
И каждый появившийся на свет ребенок — Как слово, не произнесенное в ночи,
Как крик ее любви,
Как ласка, вырванная вечностью зари, Как благодать истерзанному лону,
Как зеркало реки,
Сверкнувшей на пустынном горизонте…

Если реальность быта, входящая в ткань стиха Бенджеллуна как типическое обобщение, конкретизирует, заземляет поэтическое начало, то поэтическая проза во второй части цикла „Невольно вспоминая“, органически перерастает в притчу, легенду, становится символической картиной жизни. Поэтический рассказ о „плачущем“, кровоточащем Дереве, стоящем в центре города, среди сумятицы людей и машин, какофонии сигналов, сирен, тормозов, лязга металла, шума толпы и ждущем своей смерти, становится для Бенджеллуна не просто способом поведать о свершившемся чуде. Таких чудес — сопротивляющейся убийству Природы — народная молва знает немало. И в книгах магрибинцев часто „плачут деревья“, посаженные в современных городах, кровоточа среди сумятицы людей и машин, какофонии сигналов, сирен, тормозов, лязга металла и шума толпы… Дело не в „чуде“. Главное для поэта в том, что люди спасли свое Дерево. А значит, и не дали убить свою Жизнь, знаком которой оно издревле было.

Когда гибель дерева ощущается как собственная смерть, понятно, почему приносимые на волнах памяти образы запечатлеваются в книге Бенджеллуна словами, словно написанными кровью сердца.

Поэт умеет трепетно и нежно удерживать в памяти и сохранять в строках, в музыке своих стихов те „нити“, которые связывают человека с Рассветом, с Весной, когда возрождается мечта, когда вновь зацветает Дерево Жизни, когда все помыслы человека устремляются к прекрасному. Солнечные месяцы (стихи „Март в Тунисе“, „Май в Каире“), голубая бездонность неба, бескрайняя синь моря, залитые светом просторы, окутанные розовой пылью камни древних городов, образы любимых, близких сердцу поэта людей, согревающих его душу теплом понимания, дружбы, участия… Последние стихи и лирические зарисовки цикла кажутся исполненными радужного сияния, спетыми, подобно древним „Песням любви“, в которых слышалось поэту когда-то торжество бракосочетания родной земли и ее людей, не знающих одиночества…

Вслед за поэтическим циклом „Невольно вспоминая“ выходит повествование „Молитва об отсутствующем“ (1981), написанное Бенджеллуном в подражание средневековому жанру „хождений“, хотя мотив путешествия приобретает здесь не только сюжетообразующий, но и символический смысл. В „Молитве об отсутствующем“ хождение героев по большим городам и малым селениям страны становится поиском своего истинного предназначения, „предстоянием“ перед истинным своим рождением.

Метаморфоза освобождения от старого тела, сброшенного, как ветошь, как слинявшая кожа рядом со змеиным гнездом у ручья, превращение жалкого преподавателя философии в младенца, пережидающего ночь на пороге Новой жизни, происходит в зачине повествования, названном Бенджеллуном „Страсть к забвению“. Потребность забыть, избавиться от узости, тесноты, ложности настоящего существования, страстное желание свободы, идущий откуда-то из недр души властный призыв воспрянуть, познать тайну радости, отнятой у человека, и становятся источником его движения, энергией обретения Голоса, зазвучавшего в „Молитве“, дабы прорвать тишину смирения с мизерностью бытия, уничтожавшего надежду, разбивавшего идеалы. Ведь именно так можно унизить целый народ, заставить его привыкнуть к покорности и молчанию.

И вот где-то на краю кладбища — символа похороненного прошлого, у родника с прозрачной водой — символа зарождения жизни, у подножия оливы — символа вечного возрождения всего живого, избавленный от великой печали, взорам трех нищих предстает закутанный в белое покрывало — символ непорочности и чистоты, новорожденный с лицом, излучающим ослепительный свет — символ надежды и веры…

Одна из нищих по имени Ямна, сама возрожденная из праха, из грязи, из нищеты, в которой когда-то уже, в прежней своей жизни, и погибла, оберегает теперь как Мать хрупкое тельце ребенка… И начинается „восхождение“ Человека: поначалу вглубь жизни, а точнее в преджизнье, а потом по раскрученной спирали повествования и вглубь страны, дабы вписать в белую книгу памяти Новорожденного те страницы истории, которые окончательно пробудят пока еще спящее его сознание… На серебристо-белой лошади (в литературе Магриба — символ воли) в сопровождении двух своих друзей Ямна повезет Новорожденного к пескам юга, где сокрыты сами корни истории. Ямна расскажет ребенку о том, как люди постепенно научились забывать позор колонизации, позор рабства, складывали оружие, устремляя взор к чужим горизонтам, за море, забывая, где их истоки, забывая о славном прошлом, когда они умели сопротивляться врагу. Расскажет о том, как в городах медленно иссякал дух сопротивления чужестранцам, и только еще в горах да среди кочевников пустыни сохранялась память о том, как мог подняться народ на борьбу за отвоевание своей земли, своих прав. Ямна передаст ребенку жившую в народе легенду о героическом шейхе, поднявшем одно южное племя на борьбу с колонизаторами. В этой легенде, полагала Ямна, должен, как в зеркале высшей истины, отразиться образ Человека, понявшего суть своего предназначения. С этой легендой Ямна и связала цель своего путешествия — встретиться с памятью о народном герое. И если такая память жива по сей день, значит, не умер в народе и дух борьбы, значит, он предохраняет корни народа от иссыхания: „Мы идем с тобой к Истоку и началу нашего Времени. И мы почерпнем в этом истоке, в памяти о святом Человеке… четыре главных добродетели, забытые смертными на этой земле: отвагу, мудрость, скромность, гордость“.