Это была первая перемена блюд. Гости лакомились самыми лучшими и аппетитными кусочками, оставляя то, что похуже, рабам.
— Итак, любовь, — наконец начал Фразилас. — По-моему, любовь, это слово, которое ничего не означает — и в то же время означает все, ибо в нем заключено два несовместимых понятия: Страсть и Наслаждение. Впрочем, не знаю, как понимает Любовь Фастина.
— Мне нравится, — перебила Кризи, — испытывать наслаждение самой, видя при этом страсть в глазах моих любовников. Давай говорить и о том, и о другом, иначе мне станет скучно.
— Любовь, — пробормотал Филодем, — это ни наслаждение и ни страсть. Это иное...
— Довольно! — взмолился Тимон. — Давайте хоть сегодня обойдемся без философствований. Мы не сомневаемся, Фразилас, что ты своим мягким, но настойчивым красноречием способен убедить нас, что Наслаждение выше Страсти. Мы не сомневаемся также, что, убеждая нас в этом хотя бы в течение суток, ты потом с такою же силой и красноречием сумеешь убедить нас совершенно в обратном. Я не...
— Но позволь... — начал Фразилас.
— Я не отрицаю, — продолжал Тимон, словно не слыша, — ума и обаяния, которое ты вкладываешь в эту игру. Впрочем, это все не требует особых усилий. А потому — банально. Согласись, что твой трактат «Банкет», посвященный куда менее серьезной проблеме, чем любовь, а также те сентенции, которые ты недавно вложил в уста некоего мифического персонажа, могли показаться новыми во времена Птолемеи Аулетской, но мы-то вот уже три года живем при царице Беренике! Я не знаю, почему твой метод убеждения вдруг постарел лет на сто, словно мода красить волосы в желтый цвет, однако, увы, это так. Мне жаль, ибо если даже твоим речам и не хватает живого огня, а тебе самому — знания женского сердца, то все же образ мыслей твоих настолько комичен, что я благодарен за то, что ты столь часто заставляешь меня улыбаться.
— Тимон!.. — негодующе воскликнула Бакис.
Фразилас жестом остановил ее.
— Не тревожься, дорогая. В отличие от других мужчин я не слышу ничего, кроме лести и похвал. Тимон высказал мне свою хвалу, другие отдадут должное иным граням моего таланта. Невозможно одинаково нравиться всем, и то многообразие чувств, которое я вызываю у разных людей, напоминает мне великолепный сад, в разных уголках которого я срываю прекрасные розы, не обращая внимания на крапиву.
Кризи сделала гримасу, ясно показывающую, что этого человека она не принимала всерьез, хотя он и был необычайно ловок в прекращении всяческих споров. Она повернулась к Тимону, который возлежал подле нее, и слегка обняла его.
— В чем смысл жизни? — спросила она, улыбаясь так, что Тимону показалось, будто он слышит признание в любви, а не философский вопрос, которым Кризи надеялась повернуть течение наскучившего разговора в другое русло.
Однако ответ прозвучал весьма сдержанно:
— Каждому свое, Кризи. Нет смысла жизни, общего для всех существ. Я, например, сын ростовщика, у которого одалживались самые знаменитые куртизанки Египта. Он всеми дозволенными и недозволенными способами собрал значительное состояние; я же, как могу, возвращаю деньги его жертвам, платя куртизанкам за любовь столь часто, насколько мне позволяет данная богами сила. Я давно понял, что обладаю единственным талантом, единственным даром — этой самой силою фаллоса. Это смысл моей жизни, и едва ли найдется другой, столь же миролюбиво соединяющий требования добродетели — возвращение награбленных денег — и в то же время противоречащего этой добродетели наслаждения.
Говоря это, Тимон незаметно попытался просунуть свою правую руку между ног Кризи, лежавшей на боку, как будто хотел именно здесь найти смысл своей жизни на сегодняшний вечер. Но Кризи так же незаметно оттолкнула его.
Несколько секунд царила тишина, затем заговорила Сезо.
— Ты невежа, Тимон, потому что в самом начале прервал единственную тему, которая нас интересует. Помолчи, наконец. Дай высказаться Нократесу.
— Что могу я сказать о любви? — проговорил задумчиво приглашенный. — Этим именем я называю боль — и утешение в страданиях. Есть лишь два способа стать несчастным: либо желать того, чего у тебя нет и быть не может, либо наконец обладать тем, чего желал ранее. Любовь сплошное несчастье, ибо она начинается с первого и кончается вторым. Да хранят нас от любви могущественные боги!