Когда шум голосов и грохот (а кто обещал мирный праздник?) приглушаются вполовину — закрытой двери стоит отдать должное, — Скарлетт, кажется, даже дышится легче. Спокойнее. В холодной комнате полумрак, но недолгий путь от порога до окна виден четко, и скудная обстановка — тоже. Выпавший утром снег, едва прикрывший мерзлую землю и крыши домов, как чистое зеркало отражает лунные лучи, и оттого в комнате даже почти светло. Эрза едва дотрагивается рукой до заиндевевшего стекла, как-то завороженно обрисовывая узоры за авторством зимы. Там, где пальцы чуть дольше задерживаются на очередном завитке, рисунок нарушается. И каждая новая линия, складываясь в угловатую букву, рождает имя. Расцветающие за окном фейерверки — выводят образ.
Человека, которого сейчас очень не хватает.
Холод, смешавшийся с влажностью, понемногу пробирает насквозь, но ведомая каким-то глупым порывом, который в единственную ночь можно себе простить, Скарлетт медленно выводит слова на окне. Короткое, в подтексте почти отчаянное, поздравление. Даже если прокричать его, оно не достигнет адресата. А просто написать — словно бы заполнить ту самую брешь в груди. И понадеяться на чудо. Раз в году ведь можно, правда?
Эрзе не свойственны необдуманные поступки, но от нескольких фраз никому ведь не станет хуже. Она ведь никого ни о чём не просит, пусть и хотелось бы. Только оставляет послание, как и в прошлом году. И в позапрошлом. И до этого. Наверное, она даже бы доверила пару строк бумаге, но не знает, куда отправлять. Да и не нужно. Ей уже стало легче, и когда тяжелая, будто переполненная мыслями и тревогами голова коснется подушки, Скарлетт уснет почти мгновенно: ей больше нечего ждать от рождественской ночи.
Пожалуйста, не оставляй меня.
Зима, наверное, тоже понимает чувства людей. А может, просто не до одного отдельно взятого окна ей, и угловатые буквы остаются на месте утром, когда так и не согревшаяся Эрза просыпается, вглядываясь в пронзенный рассветными лучами полумрак. Изукрашенное инеем стекло напоминает цветные витражи, и если б не пять строчек, нарушающих целостность рисунка... Пять? Скарлетт точно помнит, что было лишь три: всех глупостей, что вырывались наружу, она не стала воплощать. Их и без того оказалось много — последние слова, после просмотра на свежую голову, показались лишними. Но они забываются, когда взгляд автоматически соскальзывает на следующую фразу, принадлежащую уже отнюдь не Эрзе.
Столь пространно в ответ поздравить её мог только один человек. Которому и предназначались первые три строки. И столь легко возродить надежду — тоже.
Я все еще...
Маленький тканевый мешочек, оставленный на деревянном узком подоконнике, еще сохраняет тепло чужих-родных рук. Скарлетт медлит, прежде чем развязать шнурок: ей не столь важно содержимое подарка — достаточно просто знать, что он здесь был. Каким образом, почему и зачем — пусть останется лишь в памяти безмолвно взиравшей на это луны. Её личное чудо исполнено, и, быть может, уже другая рождественская ночь воплотит сокровенное желание полностью.
...люблю тебя.
В мире, полном магии, она еще раз поверит в волшебство.
<p>
</p>