Управляющий громким взрывом хохота прервал речь жены.
- Откуда ты все это выкопала? - спросил он, справившись с припадком смеха. - Кто тебе насказал подобных сказок?
- Да жена Рене, которая ездила в Париж наниматься в кормилицы. Она была у госпожи Гривуа, своей крестной матери... а ты знаешь, что мадам Гривуа старшая горничная княгини Сен-Дизье... вот она-то все это и рассказала... а уж кому лучше знать, раз она так давно живет в доме!
- Тонкая бестия эта мадам Гривуа!.. Ловкая была шельма в прежние годы... видала виды!.. а теперь, по примеру своей барыни, в святоши записалась!.. Вот уж правда-то, что каков поп, таков и приход!.. Ведь и сама-то княгиня; такая теперь святая недотрога, в свое время ловко кутила... нечего сказать... не стеснялась!.. Лет пятнадцать тому назад это была такая ветреница, что только держись! Небось, ты сама помнишь того красивого гусарского полковника, что стоял в Аббевиле? Помнишь, он еще служил в русской армии, когда эмигрировал... а потом Бурбоны после Реставрации дали ему полк?
- Помню, помню! Экий у тебя злой язык, друг мой!
- Отчего же злой? Я говорю истинную правду!.. Полковник вечно торчал в замке, и все говорили, что он в очень близких отношениях с княгиней, что не мешает ей теперь представляться святой!.. Славное было времечко!.. Всякий вечер или бал, или спектакль... А уж какой весельчак был этот полковник, как славно он играл на сцене!.. Я помню, раз...
Дюпону не удалось докончить рассказ. В комнату вбежала толстая служанка в деревенском наряде и торопливо обратилась к своей госпоже:
- Мадам... там какой-то господин приехал... ему нужно видеть месье Дюпона... Он на почтовых приехал из Сен-Валери... зовут его месье Роден...
- Месье Роден! - воскликнул, вскочив с места, управляющий. - Зови его сюда... проси...
Роден вошел в комнату. Он, по обыкновению, был одет более чем просто и смиренно раскланялся с Дюпоном и с его женой, которая тотчас же исчезла из комнаты, повинуясь знаку мужа.
Безжизненное лицо Родена, тонкие, почти незаметные губы, крошечные глазки, полуприкрытые толстыми веками, почти нищенское платье... все это не располагало в его пользу. Но этот человек умел, когда нужно, с таким дьявольским искусством надеть на себя личину добродушия и прямоты, слова его дышали такой искренностью и лаской, что неприятное впечатление, производимое его отталкивающей внешностью, невольно исчезало, и он ловко вводил в заблуждение доверчивых людей, опутывая их совершенно незаметно своими вкрадчивыми, елейными, коварными речами. Уродливость и зло обладают такой же силой обольщения, как красота и добро!
Честный Дюпон невольно с изумлением взглянул на появившегося странного господина. Его вид вовсе не вязался со строгими приказаниями и наставлениями о всяческом почете, предписанном управляющим княгини. Он даже не удержался и, еле скрывая изумление, спросил:
- С вами ли, господин Роден, я имею честь говорить?
- Да, месье!.. Вот вам еще письмо от управляющего княгини Сен-Дизье.
- Не угодно ли вам, месье, погреться у камина, пока я прочитаю письмо; сегодня ужасная погода, - хлопотал услужливый управляющий. - Не прикажете ли чего закусить?
- Благодарю вас, месье... весьма обязан... не хлопочите. Я должен через час уехать назад...
Пока Дюпон читал письмо, Роден с любопытством оглядывал комнату; часто по самому незначительному признаку, по какой-нибудь мелочи в обстановке ему удавалось составить мнение о хозяевах дома и их характере. Здесь это было сделать невозможно.
- Отлично, милостивый государь, - сказал Дюпон, прочитав письмо, господин управляющий приказывает мне оказать вам все требуемые вами услуги... Я готов. Что прикажете?
- Мне многого не потребуется... я вас недолго буду затруднять...
- Помилуйте, месье... это для меня честь, а не труд...
- Ну, что вы говорите! Я знаю, как вы заняты. Достаточно войти в замок, чтобы по его порядку, по особенной чистоте понять вашу заботливость и усердие.
- Вы мне льстите, месье... мне совестно, право...
- Льстить! я... помилуйте! Подобная вещь и в голову не придет такому старому простаку, как я... Однако вернемся к делу. Имеется здесь комната под названием "зеленая комната"?
- Да, месье. Это был прежде кабинет графа де Кардовилля.
- Вы будете добры проводить меня туда?
- К несчастью, месье, это невозможно... После смерти графа и после снятия печатей в эту комнату сложили множество бумаг и заперли дверь на ключ, который был увезен доверенным лицом княгини в Париж.
- Ключи у меня, - сказал Роден, показывая два ключа, большой и маленький.
- А! тогда дело другое... Вы приехали взять бумаги?
- Да, некоторые из них... и, кроме того, небольшую шкатулку из кипариса с серебряным замком. Вы ее видали?
- Да, месье, очень часто на письменном столе графа. Она стоит на том бюро, ключ от которого у вас в руках...
- Значит, в соответствии с позволением княгини, вы не откажетесь провести меня в эту комнату?
- Пожалуйте... А как здоровье княгини?
- Слава Богу... она, по обыкновению, погружена в благочестие.
- А мадемуазель Адриенна?
- Увы! - подавленно и горестно вздохнул Роден.
- Неужели с доброй мадемуазель Адриенной случилось какое-нибудь несчастье?
- Что вы под этим подразумеваете?
- Ну, болезнь, что ли.
- К несчастью, она здорова... красива и здорова!..
- К несчастью! - повторил с изумлением управитель.
- Увы, да! Когда красота, здоровье и молодость соединены с таким непокорным и развращенным умом и характером, то лучше, если бы их не было!.. а то это лишний повод к погибели!.. Но, прошу вас... оставим этот разговор... поговорим о другом... мне слишком неприятна эта тема...
И Роден, взволнованным голосом произнеся эти слова, смахнул с глаз левой рукой несуществующую слезу.
Управитель слезы не видал, но движение заметил, а также слышал горестное волнение в голосе Родена... Он растрогался и продолжал:
- Простите меня за нескромное любопытство... я не знал...