Только что Адриенна успела кончить, в комнату твердым шагом, гордой поступью, высоко подняв голову и с внушительным видом вошла княгиня. Как мы уже и говорили, она в высшей мере обладала величественностью светской дамы.
Самые благоразумные люди не могут отрешиться от слабостей.
Охваченная безумной завистью к красоте, изяществу и молодости Адриенны, княгиня, несмотря на свой ум, сделала непростительный, смешной промах. Вместо того чтобы, как всегда, одеться со строгим вкусом, она вздумала надеть платье, слишком легкомысленное для ее возраста и по покрою. Нежный сизый с переливами цвет и слишком туго стянутая талия делали ее лицо краснее обыкновенного, а райская птица на малиновой шляпе увеличивала комический оттенок туалета. Все это было следствием гневного волнения и желания унизить племянницу, затуманивших здравый ум княгини.
На лице княгини ясно выражались злоба, зависть и гордость победы. (Святоша вспомнила коварную ловкость, с которой она сумела послать на верную смерть дочерей маршала Симона) и надежда на успех новой отвратительной интриги.
Адриенна, не делая ни шагу навстречу тетке, вежливо встала с дивана, сделала полный достоинства поклон и снова заняла свое место, любезно указав княгине на кресло около камина, недалеко от кресла Горбуньи, но с другой стороны.
- Садитесь! Прошу вас, - сказала она.
Княгиня покраснела и взглянула с презрительным удивлением на Горбунью, вежливо поклонившуюся, но не уступавшую своего места. Горбунья поступила так из чувства собственного достоинства и из сознания того, что, в сущности говоря, почтенного места заслуживала она, честная и преданная бедная девушка, а не эта княгиня, низкая, злая и лицемерная.
- Садитесь! Прошу вас, - повторила Адриенна.
- Разговор, о котором я вас просила, - сказала госпожа де Сен-Дизье, должен остаться в тайне.
- У меня нет тайн от моей лучшей подруги, мадам; вы можете говорить в присутствии мадемуазель.
- О! я давно знаю, - с горькой иронией заметила княгиня, - что вы не особенно заботитесь о сохранении тайн и очень снисходительны в выборе тех, кого вы называете друзьями... но мне уж позвольте действовать иначе. Если у вас нет тайн, то они есть у меня и я не желаю открывать их при первой встречной...
И ханжа презрительно кивнула на Горбунью.
Оскорбленная тоном княгини, Горбунья отвечала кротко и просто:
- Я не вижу, мадам, никакой унизительной разницы между первой и последней встречной у мадемуазель де Кардовилль.
- Каково! Еще и разговаривает! - с дерзкой и презрительней жалостью заметила княгиня.
- Да... по крайней мере, отвечает, - спокойно возразила Горбунья.
- Я хочу с вами говорить наедине, - ясно, кажется! - нетерпеливо сказала святоша племяннице.
- Извините... я вас не понимаю, мадам, - с видом удивления возразила Адриенна. - Мадемуазель, удостаивающая меня своей дружбой, из любезности согласилась присутствовать при нашей беседе. Я прибавила: из любезности, потому что действительно надо очень любить меня, чтобы согласиться слушать все те благожелательные, приятные, милые речи, какими вы, несомненно, пришли со мной поделиться.
- Но, мадемуазель! - воскликнула княгиня.
- Позвольте мне прервать вас на минуту, - с самым любезным видом продолжала Адриенна, как будто говоря ханже нечто лестное. - Для того чтобы вы не стеснялись присутствием мадемуазель, я спешу вас предупредить, что она вполне знакома со всеми святыми гадостями, набожными мерзостями, духовным предательством, жертвой которых я была по вашей милости... Она знает, наконец... что вы мать церкви, каких мало... Могу ли я надеяться, что вы теперь оставите вашу деликатную и столь заинтересованную сдержанность?
- По правде сказать, - заявила, впадая в ярость, княгиня, - не могу понять, сплю я или бодрствую...
- Ах, Боже мой! - тревожно заговорила Адриенна, - меня беспокоит это сомнение... Не ударила ли вам кровь в голову... вы так раскраснелись... как будто вы задыхаетесь... чувствуете стеснение... тяжесть... Быть может, вы немножко сильно затянулись, мадам?
Эти слова, сказанные Адриенной с очаровательным наивным сочувствием, действительно чуть не заставили княгиню задохнуться; она побагровела и, опускаясь с шумом на кресло, воскликнула:
- Отлично, мадемуазель, я предпочитаю такой прием... Он мне позволяет не стесняться... говорить прямо...
- Не правда ли, мадам? - сказала Адриенна, улыбаясь... - По крайней мере можно откровенно высказать все, что на сердце. А это должно иметь для вас прелесть новизны... Сознайтесь, что вы мне очень признательны за возможность снять с себя маску доброты, набожности и кротости? Вечно носить ее ведь тяжело.
Слушая сарказмы Адриенны, - невинную месть, вполне извинительную, если принять во внимание все зло, сделанное княгиней племяннице, Горбунья чувствовала, что у нее сжимается сердце: она очень боялась этой женщины.
Между тем княгиня продолжала говорить уже хладнокровнее:
- Тысячу благодарностей, мадемуазель, за ваше милое внимание... Я его ценю по достоинству и постараюсь как можно скорее вам это доказать.
- Отлично, отлично, мадам, - весело отвечала Адриенна. - Сообщите нам это, пожалуйста, поскорее... Я с нетерпением жду ваших новостей... Мне очень любопытно...
- А между тем, - с иронической улыбкой заметила княгиня, - вы и вообразить себе не можете, что сейчас услышите.
- Неужели? Я только боюсь, что ваша наивная скромность вас обманывает, - продолжала Адриенна тем же тоном. - Право, мало что может меня удивить с вашей стороны. Разве вы не знаете, что... от вас... я жду всего!
- Как знать? - медленно произнесла ханжа. - А если... например... я скажу вам... что через сутки... не больше... вы будете нищей?
Это было так неожиданно, что мадемуазель де Кардовилль невольно изумилась, а Горбунья вздрогнула.
- Ага! - с торжеством воскликнула княгиня при виде изумления Адриенны и продолжала жестким и лицемерным тоном. - Сознайтесь, что мне удалось вас удивить, хотя вы и говорили, что всего от меня ожидаете... Как хорошо, что вы так повели нашу беседу... Мне надо было бы в противном случае употребить много приготовлений для того, чтобы объявить вам: мадемуазель, завтра вы будете так же бедны, как богаты сегодня... А теперь я могу вам это сказать совершенно просто, наивно... добродушно!
Преодолев свое первое изумление, Адриенна, со спокойной улыбкой, удивившей святошу, проговорила: