При этом опьяняющем ощущении, при виде блеска полных неги глаз Адриенны, при виде пылающих полуоткрытых уст его охватило пламя страсти. Бурная, юная, девственная кровь, зажженная жгучей страстью, закипела в его жилах... Он все забыл - и свое горе, и близкую смерть: он чувствовал только пыл страсти. Красота Джальмы и красота Адриенны сияли идеальным совершенством.
- О мой возлюбленный!.. О обожаемый супруг!.. Как ты хорош! - говорила с обожанием девушка. - О! Как я люблю... твои глаза... твой лоб... твою шею... твои губы!.. Сколько раз при воспоминании о твоей красоте... о твоей пылкой любви... туманился мой разум!.. Сколько раз мужество готово было изменить мне... в ожидании дивной минуты... когда я буду твоя... совсем твоя... Ты видишь... небо хочет, чтобы мы принадлежали друг другу... и ничто не помешает нашему наслаждению... потому что... тот истинный христианин, который должен был освятить наш союз, уже получил от меня королевский дар, который навсегда поселит радость в сердце многих обездоленных!.. О чем же нам жалеть, мой ангел? Наши бессмертные души отлетят в поцелуе, упоенные любовью, чтобы вознестись к обожаемому Творцу... который весь любовь...
- Адриенна!..
- Джальма!..
И легкие занавеси, как прозрачное облако, окутали это брачное и вместе с тем смертное ложе.
Да, смертное: через два часа, среди сладострастной агонии, Адриенна и Джальма испустили последний вздох.
62. ВСТРЕЧА
Адриенна и Джальма умерли 30 мая. Следующая сцена происходила 31 мая, накануне дня, назначенного для последнего вызова наследников Мариуса де Реннепона. Может быть, читатель не забыл мрачной комнаты, которую господин Гарди занимал в доме иезуитов, на улице Вожирар. Прежде чем войти в нее, надо было пройти две большие комнаты, затворенные двери которых не позволяли проникнуть туда ни одному звуку извне.
Вот уже три или четыре дня, как это помещение занимал отец д'Эгриньи. Он выбрал его не сам; по внушению Родена, оно было навязано ему под благовидным предлогом отцом-экономом.
Было около полудня.
Отец д'Эгриньи читал утреннюю газету, где в отделе парижских новостей он наткнулся на следующее сообщение:
"Одиннадцать часов вечера. Ужасное, трагическое происшествие потрясло только что обитателей квартала Ришелье: совершено двойное убийство. Убита девушка и молодой ремесленник. Девушка заколота ударом кинжала. Жизнь ремесленника надеются спасти. Приписывают это злодеяние ревности. Ведется следствие. Подробности завтра".
Прочитав эти строки, отец д'Эгриньи бросил газету на стол и задумался.
- Просто невероятно! - с горькой завистью сказал он, думая о Родене. Вот он и достиг своей цели... Почти все его предположения оправдались... Вся семья погибла от собственных страстей, злых или добрых, которые он сумел возбудить... Он так и сказал!! Да... признаюсь, - прибавил д'Эгриньи со злобной улыбкой, - отец Роден человек ловкий... энергичный, упорный, терпеливый, скрытный и редкого ума... Кто бы сказал мне несколько месяцев тому назад, что мой смиренный _социус_ одержим таким страшным честолюбием, что мечтает даже о папском престоле!.. И благодаря тонким расчетам, целой системе интриг, посредством подкупа даже членов священной коллегии этот честолюбивый план мог бы и удаться, если бы за тайными ходами этого опасного человека так же тайно и ловко не следили... как я это недавно узнал. Ага! - с иронической, торжествующей улыбкой воскликнул отец д'Эгриньи. - Ага! Ты, грязный человечишка, думал разыграть Сикста V? Мало этого, ты думал поглотить своим папством наш орден, как султан поглотил янычар! Мы для тебя только подножка. И ты раздавил и уничтожил меня своим надменным презрением! Терпение! Терпение! Близок день возмездия... Здесь я пока один знаю волю нашего генерала... Отец Кабочини, новый _социус_ Родена, сам этого не подозревает... Судьба отца Родена в моих руках. О! Он не знает, что ждет его! В деле Реннепонов, где он, признаюсь, действовал замечательно, он думал нас оттеснить и заработать все один. Но завтра...
Приятные размышления отца д'Эгриньи были внезапно прерваны. Дверь в его комнату отворилась, и патер невольно вскочил, покраснев от изумления.
Перед ним стоял маршал Симон.
А сзади... в тени... д'Эгриньи увидал мертвенное лицо Родена. Послав ему дьявольски-торжествующую улыбку, иезуит мгновенно скрылся; дверь затворилась, и отец д'Эгриньи остался наедине с маршалом Симоном.
Отца Розы и Бланш почти невозможно было узнать. Он совершенно поседел. Небритая борода жесткой щетиной покрывала ввалившиеся, бледные щеки. В запавших, налитых кровью глазах было нечто мрачное, безумное. Он был закутан в черный плащ, а галстук был небрежно завязан вокруг шеи.
Роден, уходя, запер дверь на ключ снаружи.
Оставшись наедине с иезуитом, маршал порывисто сбросил с себя плащ; за шелковым платком, служившим ему поясом, висели две обнаженные отточенные шпаги.
Отец д'Эгриньи понял все. Он понял, что в то время, как он думал, что Роден в его руках, хитрый иезуит, уведомленный о грозившей ему опасности, решил погубить его с помощью маршала. Он знал, что призывать на помощь бесполезно. Ни один звук не мог проникнуть из его комнаты в коридор, а окно выходило в пустынную часть сада.
Маршал молча отцепил шпаги, положил их на стол и, скрестив на груди руки, медленно приблизился к отцу д'Эгриньи.
Лицом к лицу очутились два человека, всю жизнь пылавшие друг к другу непримиримой ненавистью. Сражаясь в двух враждебных лагерях, они уже однажды дрались на поединке не на жизнь, а на смерть. И теперь один из них пришел требовать у другого отчета за смерть своих детей. Черная ряса еще сильнее оттеняла бледность отца д'Эгриньи, сменившую румянец, которым вспыхнуло его лицо в первый момент.
Оба стояли друг против друга, не обменявшись еще ни одним словом.
Маршал был ужасен в своем отцовском отчаянии. Его спокойствие было неумолимо, как рок, и гораздо страшнее гневного взрыва.
- Мои дети умерли, - сказал он, наконец, иезуиту медленным, глухим голосом. - Я должен вас убить...
- Прошу вас выслушать меня! - воскликнул отец д'Эгриньи. - Не думайте...
- Я должен вас убить... - прервал иезуита маршал. - Ваша ненависть преследовала мою жену даже в изгнании, где ей суждено было погибнуть. Вы и ваши сообщники послали моих дочерей на верную смерть... Вы вечно были моим злым демоном... Довольно... я хочу взять вашу жизнь... и возьму ее...