Тучное тело бывшего подручного инженера Даиелли подрагивает; словно сквозь вату, до него доносится голос генерального директора:
— Если бы я все решал сам, то велел бы послать за вами карабинеров, но инженер счел возможным сделать вам послабление, памятуя о ваших прежних заслугах. Заслугах! Вот кого вы должны благодарить. Инженер согласен забыть эту неприятную историю. Одной из наших смежных компаний в Абу-Даби нужен бухгалтер. На два года. Инженер выразил уверенность, что вы там искупите свою вину. Лично мне непонятно такое великодушие… Впрочем, решения принимает он. У меня здесь контракт, можете сразу же его подписать…
Слова генерального директора воскрешают в памяти Проккьо страшные дни…
Даиелли вызвал его, как только в «Лотта континуа» появилась статья о «Благих деяниях в пользу убогих». Проккьо вошел в его кабинет не без страха, но инженер улыбался, взял его, как обычно, под руку и подвел к дивану.
— Дорогой Проккьо, у меня тут одно несколько… щекотливое дельце, а довериться я могу лишь вам одному. Мы уже не первый год вместе и сейчас… сейчас… наступил момент, когда вы должны оказать мне услугу, — говорил Данелли, внимательно следя за выражением лица собеседника.
— Инженер… Я всегда готов… — ответил Проккьо. А что еще он мог ответить? Данелли начал издалека.
— Вы знаете, как велика наша компания, ее интересы лежат в самых разных плоскостях… настолько разных, что порой я сам не могу за всем уследить и некоторые дела вынужден поручать другим. — «Интересно, куда он клонит?» — подумал Проккьо с беспокойством, но лишь молча кивнул. — Бывает, что компаньоны, которым мы оказываем доверие, в действительности его не заслуживают. Данелли развел руками. — Дела не терпят наивности, за нее приходится расплачиваться, и притом дорогой ценой. — Глядя в глаза Проккьо, он улыбнулся. — Увы, я совершил ошибку. Нос вашей помощью, надеюсь, мы еще сможем все уладить. Вы, конечно, читали в этом ультралевом листке об истории с «Благими деяниями в пользу убогих»? Все это преувеличения и даже ложь, но общественность, увы, всегда склонна верить подобным россказням. Для нее скандал — все равно что наркотик для наркомана. — Проккьо почувствовал, как холодок пробежал у него по спине, а на лбу выступил пот. «Господи, он все про меня знает… Что же теперь делать?» И снова кивнул, словно завороженный. — Так вот, видите ли, Проккьо… — Данелли ласково обхватил рукой его плечи. — Есть небольшой интересец, связывающий нас и с «Благими деяниями». — Тут он громко рассмеялся. — Не думаете же вы, что такое грандиозное предприятие может принадлежать только одному лицу? — Проккьо изо всех сил старался сохранить невозмутимость, но внутри у него все дрожало. — В общем, всякие там телеустановки, залы телезаписи… Это все наше, купленное, разумеется, на швейцарские деньги. Вы помните господина Жан-Ива Клошерона, нашего компаньона, тоже вкладывавшего деньги в электронику? Так вот, мы рассчитывали в ближайшем будущем использовать эти установки и оборудование, ибо количество частных телекомпаний все растет и им все это очень нужно… Для того чтобы поставлять им необходимую технику, мы собирались создать еще одну компанию, которая могла бы использовать для своих целей залы и оборудование «Благих деяний». — Проккьо все кивал и кивал, завороженный пристальным взглядом инженера. Данелли поднялся и, нервно расхаживая по кабинету, продолжал: — Но теперь, после истории, раздутой газетами… Надо сделать, чтобы нашей компании поднятая шумиха не коснулась, для нас это создало бы ряд неудобств. Клошерон сообщил мне, что он встревожен. С некоторых пор швейцарские власти стали менее снисходительны… И если итальянская прокуратура захочет сунуть нос в эти дела, мы не уверены, что швейцарцы им воспрепятствуют. — Данелли уселся на диван рядом со съежившимся Проккьо и положил ему руку на плечо. — Короче говоря, мы решили переместить акции некоторых наших партнеров из «Благих деяний» в другое предприятие, более надежное. Я имею в виду фирму «Вадуц». Это солидная фирма. Название, разумеется, зашифровано… Потому-то вы мне и понадобились, Проккьо. Только вам я могу довериться вполне. — Рука инженера сжала плечо секретаря, а глаза его сделались вдруг холодными. Проккьо опять кивнул и сглотнул слюну. Губы инженера расплылись в улыбке, он вдруг заспешил. — Я знал, что могу на вас положиться. Все уже подготовлено. Завтра вы встретитесь с Клошероном в Пюйи, на его вилле. Он передаст вам необходимые документы. Нотариус не нужен, все будет оформлено фирмой «Вадуц», шифр уже передан в банк. Потом вы положите все в сейф. Дело простое и не займет много времени. Я сумею отблагодарить вас за это небольшое беспокойство, вот увидите. — С этими словами он подтолкнул Проккьо к двери.
Простое дело, раз два и готово. Все было так, как и сказал Данелли. Проккьо встретился с Клошероном в Пюйи, на его вилле, потом отправился в «Вадуц». И только на следующий день, уже вернувшись в Италию, прочел в газетах о смерти Клошерона: проломлен череп, вилла ограблена. Это произошло, должно быть, сразу после его ухода.
С той минуты он лишился сна, в голове все помутилось, страх сковал его, от каждого звука он вздрагивал, нервы сдали окончательно. Западня. Ничего не стоит притянуть его к этому делу. На вилле он оставил следы, ко многим вещам прикасался. К тому же акции швейцарца переведены теперь в банке фирмы «Вадуц» на его имя.
И вот теперь ему предъявлен счет. Проккьо слышит, как громыхает голос генерального директора.
— …Подпишите вот здесь. — Он протягивает Проккьо какую-то бумажку. — И поторопитесь собрать вещи, самолет отправляется сегодня вечером. Остальной багаж вам дошлют.
Он вспоминает свой разговор с журналистом: «…Вы заступитесь за меня, правда?» И начинает смеяться, смеяться истерически, стоя перед изумленным генеральным директором. Никто теперь за него не заступится, он сам собственными руками затянул петлю у себя на шее.
Проккьо склоняется над письменным столом. Рука у него дрожит, и ему приходится сделать над собой усилие, чтобы вместо подписи не получились неразборчивые каракули. Два года! В сущности, он еще легко отделался.
Исчезновение Проккьо прошло почти незамеченным, а те немногие, кто заметил, так рады не видеть подле себя его отвратительную физиономию, что и вспоминать о нем не хотят. После того вечера, когда Паоло, Франка, Эмануэле и Аннабел л а встретились в квартирке капитана, произошло еще немало важных событий. Главное из них имеет отношение к Маринетти.
На долю председателя парламентской комиссии по обороне выпало немало хлопот. На весьма бурном заседании ему удалось добиться организации специальной комиссии по контролю за всеми военными заказами. История с «гепардами» и с взятками, осевшими в «Благих деяниях», получила широкий резонанс и кое-кому доставила немало неприятностей. Но, как это чаще всего случается, за взятки так никого и не наказали, а единственный человек, на которого возложили всю ответственность — Оскар Штиц, он же Джерландо Траина, — исчез. Все ниточки, которые могли дотянуться до бывшего министра обороны, например, и до некоторых финансовых кругов, связанных с государственными компаниями, были тщательно обрезаны.
Расследование, конечно, продолжается. Но следователи, которые всегда держат нос по ветру, учуяли, что компания «Эндас» в данный момент оказалась в самом центре политических споров. Резкая реакция американцев, из-за которой пришлось распрощаться с надеждами на строительство двух промышленных предприятий на юге страны, суливших тысячи новых рабочих мест, послужила своего рода тревожным сигналом, и итальянское правительство не может позволить себе роскошь игнорировать ее. На дипломатическом уровне делаются попытки вопрос урегулировать, и инженер Данелли де Мария оказывается одним из столпов, на которых держится весь механизм переговоров.
Маринетти шел напролом, как бульдозер, невзирая на призывы к осторожности и на советы, которые ему нашептывали со всех сторон. Недовольство кругов, связанных с военной промышленностью и военной иерархией, его ничуть не обеспокоило. Не насторожил его — как сигнал о надвигающейся буре — и странный визит инженера Данелли, явившегося, по его собственным словам, исключительно для того, чтобы заверить председателя комиссии в своей солидарности и желании помочь ему бороться за правое дело.