— Ответ прежний. Мы не договоримся.
— Фотокопии у вас, не так ли?
— Да. — Теперь он мог с уверенностью ответить на этот вопрос.
— Это ваш последний шанс, Эшли.
— Идите к черту! — раздраженно ответил журналист. Орнанья пожал плечами и откинулся на шезлонг, его глаза прятались за черными стеклами солнцезащитных очков. У Эшли внезапно схватило живот, онемели руки, на верхней губе и на лбу выступил пот. Мгновение спустя он вскочил и подбежал к балюстраде. Его вырвало.
— Мой бедный друг! — раздался над ухом участливый голос Орнаньи. — Вы заболели. Позвольте мне отвести вас наверх…
— Благодарю… мне… что-то нехорошо.
Орнанья взял его под руку, и они поднялись в комнату журналиста, где тот лег на кровать, весь в поту. Орнанья, спокойный и невозмутимый, помогал Эшли подняться, когда у того начинались спазмы в желудке, и вел в ванную. Как только заканчивался приступ рвоты, герцог вновь укладывал своего гостя в постель. С каждым разом рвота становилась все сильнее, нарастала боль. От пота рубашка промокла насквозь, перед глазами все шло кругом.
— Как вы себя чувствуете, Эшли?
Журналист просто мотнул головой, вращение комнаты прекратилось, он увидел улыбающегося герцога, стоящего у кровати.
— Ужасно. Не понимаю, что со мной случилось.
— Вас отравили, Эшли, — объяснил Орнанья.
— Отравили? Я… я… — Но его вновь скрутило, и он поплелся в ванную. На этот раз герцог не пришел ему на помощь.
Когда Эшли вернулся и без сил упал на кровать, герцог присел рядом.
— Вас отравили. Вам дали яд за едой. Очень простой и весьма эффективный. Спазмы будут учащаться. Через час, максимум через два, вас ждет мучительная смерть. Естественно, у меня есть противоядие. Также весьма простое средство. Я готов излечить вас в обмен на фотокопии, но лишь после того, как получу их в руки. Я подозреваю, что вы оставили их в Сорренто. Ехать туда двадцать минут, столько же обратно. У нас останется время дать вам противоядие, если вы не будете слишком упрямиться.
Эшли лежал в кровати и смотрел на герцога. На лице Орнаньи не отражались ни жалость, ни угрызения совести. Журналист понимал, что Орнанья так и будет сидеть, спокойный и уверенный в себе, наблюдая, как он умирает. Накатил новый спазм, и он вновь поплелся в ванную.
— Я буду смотреть, как вы умираете, Эшли, — сказал Орнанья, когда журналист добрался до постели. — Мы зашли слишком далеко, и пути назад уже нет. Один человек умер, никто не заметит и смерти второго. И мне, будьте уверены, ничто не грозит. Вы чувствуете слабость, не так ли? С каждой минутой она будет усиливаться, а мучения нарастать. Я могу дать вам противоядие в любой момент, но советую не тянуть, На людей яд действует по-разному.
Эшли молчал. У него не было сил даже на разговоры, Еще четыре раза проделывал он мучительный путь до ванной и возвращался к кровати, И тогда Орнанья нанес последний удар:
— Газета заплатит за ваши похороны, Эшли. Друзья поместят некролог в две строчки и, возможно, расскажут о вашем славной жизни в субботнем приложении. А потом будут целовать девушек, которых вы уже никогда не поцелуете, пить вино, которое вам уже не пригубить, и наслаждаться жизнью до глубокой старости. Вы болван, Эшли, глупый, упрямый болван. Где фотокопии?
— Под… под сервантом, — прошептал журналист. — В дальнем углу.
Орнанья облегченно вздохнул, подошел к серванту, приподнял угол, достал конверт с фотокопиями, быстро просмотрел их и рассмеялся.
— Противоядие, — взмолился Эшли. — Ради бога…
Все еще смеясь, Орнанья вернулся к кровати. Затем смех прекратился, глаза герцога потемнели.
— Знаете что я сейчас сделаю, Эшли?
— Вы… ваше обещание…
— Я его сдержу. А затем позвоню капитану Гранфорте и скажу, что вы доставляете мне массу хлопот, я больше не хочу нести за вас ответственность и прошу забрать вас в тюрьму, как того требует закон.
— Ради бога, вы получили то, что хотели. Почему…
Орнанья дернул за шнур звонка.
Через несколько секунд в комнату влетела служанка и застыла уставившись на скрюченного на кровати Эшли.
— Люсия, — обратился к ней герцог, — принеси синьору три столовых ложки касторового масла. После ленча у него разболелся живот.
Затем он по-мальчишечьи улыбнулся и перешел на английский.
— Это рыба, Эшли. Вам попался несвежий кусок. Старая шутка, которую припасают для незваного гостя. Пойду поздравлю Карло с успехом.
Смеясь, он вышел из комнаты, а Эшли зарылся лицом в подушку, кляня все на свете и плача от бессильной ярости, унижения и боли в животе.