— С вас все равно две тысячи. Можете обзывать меня как угодно, если вам это нравится.
— Заплати ему, Макс, — Падильо взглянул на нашего водителя. — Потом отведи этих двух в подвал. Проследи, чтобы Дангеманн снабдил нас едой и выпивкой. За такую цену он может добавить и сигарет.
Макс, Дангеманн и двое американцев двинулись к двери в глубине мастерской. Я вылез из кабины, медленно обошел машину. Чувствовал я себя глубоким стариком, уставшим от жизни. Ломило суставы. Болели зубы. Прислонившись к переднему крылу, я закурил.
— Что теперь?
— Телефон Мааса у тебя?
Я осторожно кивнул. Боялся, что от более резкого движения голова отвалится.
— Давай позвоним ему и спросим, остается ли в силе его предложение.
— Ты ему доверяешь? — спросил я.
— Нет, но есть ли у тебя другие варианты?
— Откуда^ — вздохнул я.
— Он просил пять тысяч баксов, так?
— Да. Но теперь, насколько я знаю Мааса, цена может возрасти.
— Мы поторгуемся. Давай-ка взглянем на пять тысяч, что дал тебе Кук.
Я вытащил из кармана перевязанный пакет и протянул Падильо. Вспомнил наш обмен с Куки в моем номере. Он не взглянул на чек, я не пересчитал деньги. Чертово благородство. Я закрыл глаза, когда Падильо разорвал обертку.
— Чистые листы бумаги?
— Отнюдь. Разрезанная газета. — Я успел открыть глаза, чтобы увидеть, как брошенные Падильо газетные листки полетели в мусорный ящик вслед за ветошью Лангеманна. — Кук знал тебя как облупленного, Мак. К тому же он полагал, что у тебя нет ни единого шанса потратить эти деньги.
— Остается утешаться лишь тем, что мой чек не предъявят к оплате, — ответил я.
Глава 15
Мастерская Лангеманна ничем не отличалась от десятков других, что в Восточном, что в Западном Берлине. Помещение размером двадцать на сорок пять футов, яма, два ремонтных места с подъемниками, у правой стены верстак с инструментами. И маленькая клетушка у левой стены в глубине, служащая кабинетом. Оттуда и вышел Лангеманн, мусоля в руках стопку западногерманских купюр. За те несколько минут, что мы не виделись, его когда-то белый комбинезон стал еще грязнее. Даже на носу появилось какое-то желто-коричневое пятно.
— Я дал им еду и выпивку, герр Падильо.
— А как насчет сигарет?
— И сигарет, — Дангеманн кивнул, и все три подбородка расползлись по воротнику.
— Как мы попадем в ваш подвал?
— Через кабинет. Там люк и лестница. Подвал, конечно, не номер-«люкс», но в нем сухо. И есть свет. Телефон в кабинете.
— До одиннадцати вечера он нам не нужен.
Дангеманн согласно покивал.
— Как вам будет угодно. Я сейчас ухожу и вернусь в восемь утра. У меня два помощника, они подойдут к этому же часу. Если вам понадобится выйти, я должен предварительно услать их с какими-либо поручениями. Работа тут шумная, поэтому вы можете говорить, не. опасаясь, что вас услышат. Если захочется по нужде, воспользуетесь ведром. — Он засунул деньги под комбинезон. — Не ватерклозет, но гигиенично.
— И дорого, — вставил Падильо.
— Риск должен оплачиваться.
— Это понятно. Допустим, нам придется выйти этой ночью. Как это сделать?
— В моем кабинете есть дверь на улицу. Она закрывается 'автоматически. Проблема в другом — как вернуться? Вам придется оставить внутри одного человека, чтобы он открыл вам дверь. Но вернуться вы должны до восьми утра, пока не придут мои помощники. — Дангеманн помолчал, потом добавил: — А не опасно ли вам выходить этой ночью?
Падильо ответил не сразу.
— Вам, платят не за то, чтобы вы волновались о нас, Дангеманн. Толстяк пожал плечами.
— Как скажете. Я ухожу. Свет в моем кабинете горит всю ночь. В мастерской я его выключаю.
Не попрощавшись, Падильо и я двинулись к кабинету. Всю обстановку составляли обшарпанный дубовый стол, вращающийся стул за ним да бюро с бухгалтерскими книгами и каталогами запчастей. Освещался кабинет лампой под зеленым абажуром. Телефон стоял на столе. Окна не было, лишь дверь с автоматическим замком. Прислоненная к стене крышка люка открывала верхние ступени лестницы в подвал. Падильо спустился первым, я — за ним.
Мы оказались в комнатушке двенадцать на двенадцать футов под семифутовым потолком. Сорокаваттная лампочка свисала с потолка. У стены на сером одеяле Симмс и Бурчвуд ели хлеб с колбасой. Напротив, на другом одеяле, с бутылкой в руке сидел Макс.
— Вот одеяло, вон еда и сигареты. — На расстеленной газете лежали полбатона колбасы, краюха хлеба, четыре пачки сигарет восточногерманского производства.