Он был заперт!
— А, чёрт… Хотите верьте, хотите — нет, но я нутром чувствовал, что благодаря вам непременно влипну в какое-то дерьмо… С нашей гнилой интеллигенцией надо круглосуточно держать ухо востро. Эй, там, снаружи, кто-то слышит меня?
В ответ — только гулкое эхо.
Тогда Цанава направил ствол в потолок и нажал на спусковой крючок, удостоившись за это укоризненных взоров товарищей по несчастью, искренне переживавших за сохранность народного добра.
Несколько минут спустя в дверь кто-то постучал. Сначала рукой, затем прикладом.
— Товарищ нарком, вы там?
— Тут, конечно, где же ещё! Это ты, Балабанов?
— Так точно!
— Открывай немедленно.
— Чем? У меня ключа нет.
— Попробуй стрельнуть в замок…
— Не поможет… Здесь такая махина — три дня сбивать кувалдой придётся.
— Понял… Ты один или с кем-то ещё?
— Один. Козырев за углом остался.
— Так свистни его сюда. Быстрей!
— Лёха!
— Ов!
— Ко мне!
— Иду…
— Сколько раз можно повторять? Отвечать надобно исключительно по Уставу!
— Слушаюсь!
— Не «слушаюсь», а «есть»…
— Что есть?
— Есть, товарищ сержант госбезопасности.
— А… Понял…
— Учи Устав, Лёха, не то ты у меня из наряда до конца дней своих не вылезешь…
— Так точно, товарищ сержант!
— Что «так точно», что «так точно»?
— Отставить, Балабанов! — заорал Цанава из глубины часовни. — Меньше говори — больше делай!
— Есть!
— Пошли Козырева за настоятелем, а сам оставайся возле двери.
— Есть!
— И не вздумай отойти — голову сверну…
— Мы-ы-ы, — громко промычал юродивый послушник, тыча пальцем себе под ноги.
Профессор жестом отослал неразумного сынка в дальний левый угол помещения и принялся рьяно разгребать землю в указанном им месте. Вскоре его руки нащупали нечто вроде деревянного настила, посреди которого торчало металлическое кольцо. Подоспевший на помощь Ярослав потянул за него, и взорам собравшихся открылся вход в подземелье.
Павлик, взявший на себя роль проводника, первым начал спускаться вниз; потом — старший майор Цанава; за ними — Плечов и Фролушкин.
Правой рукой Лаврентий Фомич твёрдо сжимал рукоять пистолета, левой — продолговатый корпус ручного фонарика.
Похоже, нарком оказался единственным из всех членов дружного коллектива, кто давно предполагал именно такое развитие событий и заранее готовился к нему.
Что это? Интуиция, профессиональная, так сказать, «чуйка»? Или же ему больше остальных было известно о сокровищах Несвижского замка?
Последнее предположение в глазах маститых учёных выглядело весьма сомнительным, но всё же…
Тоннель оказался достаточно широким, к тому же с каждым метром он всё больше увеличивался в размерах, пока не стал таким, что в нём мог свободно передвигаться, даже не нагибаясь, человек самого высокого роста.
— Красота… — обнажил белые ровные зубы Лаврентий Фомич. — Будто в метро гуляем!
— Про метро вы, конечно, загнули, — возразил Фролушкин. — Однако — чистая правда — никакого дискомфорта я лично пока не ощущаю.
— В отличие от Балабанова и Козырева, — усмехнулся старший майор. — Представляю, какие чувства будут испытывать они, когда войдут в часовню и обнаружат, что там никого нет.
— И это правда. Насчёт нас с Ярой они переживать не станут, а вот ваше отсутствие наверняка повергнет их в ужас!
— Ничего. Небольшой стресс иногда полезен для общего здоровья!
— Стресс… Вы даже такие слова знаете?
— А то! Я недавно читал работы Уолтера Кэннона[18]. Причём — в оригинале!
— Вы нас искренне удивили, Лаврентий Фомич. Даже не удивили, сразили, как говорится, наповал.
— То ли ещё будет, господа!..
— Ме-бе-ме, — опять забормотал Павел, останавливаясь у развилки, после которой тоннель делился на две ветки — так, видимо, он пытался указать направление, в котором им следовало двигаться, то есть вправо.
Но только компания вошла в поворот, как впереди оглушительно громыхнул одинокий выстрел.
— Ложись! — мгновенно среагировал Цанава.
— Ба-бах! — снова раздался угрожающий звук, и что-то просвистело над головами.
— Покушение на наркома… — зло констатировал Лаврентий Фомич, без промедления бросаясь в погоню. — Тридцать лет расстрела без права переписки!
— Ого-го, — указал в противоположную сторону юродивый. — Ай-яй-яй!!!
— Что, что ты хочешь сказать, сынок?
Сумасшедший послушник сначала развёл в стороны неуклюжие руки, затем несколько раз подряд сомкнул их на животе.
18
Американский психофизик, впервые в мировой практике употребивший термин «стресс» — ещё в 1932 году.