Опять не очень повезло Карлу с этим Артуром. Нервный и не в меру исполнительный, он сразу определился старшим в их группе. Руководитель Пауль Поулсон, инструкторы Алекс и Виктор, проживавшие когда-то в Эстонии, американец Дин явно отдавали предпочтение Артуру, и когда тот поссорился с Антсом, то последнего просто убрали из школы.
Обучали многим шпионским специальностям, но особенно с пристрастием — радиоделу, фотографированию, тайнописи, топографии. Артур и тут показал себя намного способнее Карла. Когда их вернули в Западную Германию, Пауль Поулсон специально возил их в Альпы — для тренировки в двусторонней связи, но Карл в учебе так и не догнал Артура.
В апреле 1954 года Поулсон сказал:
— Ну, дорогие ученики, наступает время в деле показать, что вы освоили за семь месяцев учебы. Вот настроится подходящая погода — и вернем вас на родину, в район западнее Вильянди. Места там удобные, будет где укрыться!
Да, места-то удобные. Но Карлу и тут не повезло — упал с парашютом на старую березу, повредил ногу и сильно ушиб руку. Сгоряча быстро поднялся с земли — с родной земли, пахнувшей весенней сыростью, прошлогодними прелыми листьями, гнилыми пнями. Ох и чуден этот запах — после шведских парков, просоленного знойного воздуха Африки, аккуратных и чистеньких американских лесов!
Артур быстро нашел Карла, вдвоем они попытались снять парашют с березы.
— Вот угораздило! — ругался Артур, бегая вокруг старого дерева и даже пытаясь на него залезть. Он срывал шелушившуюся березовую кору, подсвечивал себе фонариком, но все его усилия оказались напрасными.
Вокруг было тихо, и они решили, что вряд ли кто забредет в эту глухомань и обнаружит оставшийся на дереве парашют, нарушив, таким образом, главную заповедь своих заокеанских наставников — не оставлять никаких следов. У Карла все сильнее болела рука и нога, он с трудом пробирался сквозь чащу. Его неловкость приводила Артура в бешенство, он нервно скрипел зубами. Так они удалились от места приземления километра на два в северо-западном направлении. Начинало светать. Выбрав подходящий куст, они закопали в землю парашют Артура, отошли еще на километр и с рассветом устроились на отдых в густом лесу. Проспали весь день. Вечером двинулись в сторону шоссе, дошли до реки Халлисте и утром снова легли спать. У Карла по-прежнему болела нога и рука.
Дня через три они добрались до поселка Тори, зашли в магазин за продуктами. Народу везде было много, еще висели лозунги и транспаранты по случаю 9-й годовщины со дня победы над фашистской Германией. Люди были неплохо одеты, веселы и жизнерадостны. Это очень озадачило Артура. Он с трудом скрывал свою ненависть ко всему, что видел, он уже почти убедился, что на его родине никто не думает о грядущем освобождении от коммунистов, что все эти куда-то спешащие, самодовольные муравьи даже не догадываются, что перед ними — герой, человек, обучавшийся за океаном, чтобы помочь своему народу. Но кому помогать-то?..
Поездом они поехали в местечко Вилувере — поискать родственников Артура, но из-за болезни Карла вынуждены были еще два дня просидеть в лесу. 13 мая поездом же приехали в Пярну. Город еще залечивал раны минувшей войны, но и здесь люди были жизнерадостны, женщины, пользуясь теплой майской погодой, ходили в легких летних платьях ярких расцветок. Карл и Артур вдруг поняли, как плохо они одеты по сравнению с пярнусцами.
— Проклятые американцы! — выругался нервно Артур, осматривая одежду на себе и Карле. — «В Эстонии люди плохо живут, плохо одеваются! — передразнил он Поулсона, снаряжавшего их в дорогу. — Чтобы ваша одежда не привлекала внимания, оденьтесь поскромнее!..» Оделись! Теперь стыдно даже по улице идти!
Да, американские инструкторы переусердствовали в экипировке шпионов. На их бедную одежду с удивлением оглядывались даже дети.
У них кончились американские консервы, и шпионы зашли в одну из пярнуских столовых. Молоденькая официантка с изумлением смотрела, как жадно уплетали эти двое своеобразно одетых мужчин кильку и холодец с картошкой.
— Откуда вы? — сочувственно спросила она.
— Мы? — переспросил Артур, вытирая бумажной салфеткой губы. — Освободились из заключения. Там же не кормят таллиннской килькой и холодцом.
Девушка сочувственно, с пониманием улыбнулась. И даже отказалась от щедрых чаевых — люди все-таки освободились из заключения, им самим пригодятся эти деньги для того, чтобы устроиться, начать новую жизнь. Если б знала она, какие тысячи имеют они в карманах своих поношенных сермяг и в тайниках неподалеку от места приземления.