Дом наконец восстановили, и жизнь привидений заметно осложнилась. Новые жильцы не обладали способностью видеть призраков и преспокойно могли поставить тарелку с яичницей Бабуле на голову или пройтись пылесосом по Эрику, в то время как ему хотелось в одиночестве поразмышлять, почему же Синтия Харботтл его не любит.
Следующие жильцы, въехавшие на смену первым, наоборот, могли видеть призраков, и это оказалось ещё хуже. Стоило им узреть кого-то из Уилкинсонов, как они тут же поднимали истошный крик или хлопались в обморок. Привидений это страшно обижало.
– Я бы ещё поняла, будь мы безголовыми, – возмущалась тётя Мод. – Крик – вполне естественная реакция, но только если бы я разгуливала без головы.
– Или в пятнах крови, – подхватила Бабуля. – Но ведь и мы, и дети всегда выглядим опрятно.
Через некоторое время жильцы перестали вопить и завели разговоры о том, что нужно провести обряд изгнания призраков. Уилкинсонам ничего не оставалось, как покинуть любимую «Тихую гавань» и отправиться на поиски нового дома.
Глава 2
Уилкинсоны прибыли в Лондон, решив, что там много свободных домов, однако просчитались. Во время войны город подвергся чудовищным бомбардировкам, поэтому каждый уголок был буквально под завязку набит призраками. Привидения кишмя кишели в школах и бассейнах, на автобусных вокзалах, толпами обитали на фабриках и в конторах, где забавлялись со счётными машинами. Нередко можно было встретить и дряхлых призраков из прошлых времён: рыцарей в доспехах, что слонялись вокруг индийских ресторанов, или унылых монахинь, облюбовавших магазины игрушек, и все они выглядели измождёнными и растерянными.
В конце концов Уилкинсонам попался не слишком переполненный призраками торговый центр с множеством самых разных магазинов – обувных, продуктовых, кондитерских и прочих. Там была даже мозольная лавка, вызвавшая у Приютины немалое удивление.
– Тётя Мод, разве мозоли покупают? – спросила она, разглядывая в витрине внушительную деревянную стопу с кожаной мозолью на большом пальце.
– Нет, милая. Мозоли – это такие противные болячки на ступнях. Они появляются, если натрёшь ногу. А в лавке продаются средства для их лечения – мази, лейкопластыри и всё такое.
В мозольной лавке, однако, уже обитал хилый, болезненного вида призрак по имени мистер Хофман, профессор из Германии, который доводил себя до истерики, разглядывая плевательницы, клистирные трубки и учебные плакаты с иллюстрациями болезней внутренних органов, во множестве развешанные по стенам.
В итоге Уилкинсонам пришлось удовольствоваться магазином нижнего белья. Приютина прозвала его «панталонной лавкой», но, разумеется, на одних панталонах много денег не заработать, поэтому в магазине также продавались пижамы, купальные костюмы и ночные рубашки – правда, совсем не такие, к которым привыкли Уилкинсоны.
– В моё время панталоны были приличнее: нормальной длины, с резинкой под коленом и с кармашками для носовых платков, – ворчала Бабуля. – Что уж говорить про бикини! Лично я впервые осмелилась показать пупок в двадцать пять лет, а теперь только полюбуйтесь на этих вертихвосток в примерочных. Одно слово – бесстыдницы!
– Я беспокоюсь за детей, – сказала тётя Мод. – Не надо бы им смотреть на такое.
И действительно, некоторые предметы белья в лавке никак нельзя было назвать приличными: например, женские пояса с подвязками из тонких кружевных полосочек, просвечивающие трусики и вороха узких плавок в больших прозрачных коробках.
– Плавки не для плаванья, – сердито фыркнула Бабуля.
Тем не менее, Уилкинсоны как могли постарались устроиться на новом месте. Приютину укладывали спать в офисе, подальше от корсетов и трусиков с непристойными названиями. Дядя Генри предпочёл обосноваться в отделе носков; как-никак от носков сложнее потерять голову, нежели от прочего добра. Клетку с попугайчиком Уилкинсоны подвесили к вращающейся стойке для бюстгальтеров и возблагодарили небо за то, что им вообще повезло обрести крышу над головой.
Однако счастливы они не были. В торговом центре стояла духота, по магазинам целыми днями бродили покупатели с утомлёнными и алчными взглядами. Вся семья тосковала по своему садику и зелёным полям вокруг «Тихой гавани», и, хотя Уилкинсоны продолжали каждый вечер выходить на улицу и звать Трикси, втайне каждый из них сомневался, что робкое создание, завёрнутое в национальный флаг, найдёт в себе смелость появиться в столь людном месте, даже если услышит зов родных.