Богемность здесь критикуется не как форма беспечного существования, которая могла бы показаться неуместной в начале 1930-х годов. Для Гинзбург это такой тип поверхностной жизни, в котором человек пренебрегает экзистенциальным опытом, лишает себя возможности социально-психологического развития. Именно эта неполнота опыта в первую очередь вызывает отторжение Гинзбург. Для нее богемность так же не актуальна, как не актуальны в разгар интенсивной советизации символистские и футуристские идеи и представления о реальности и литературе. В начале 1930-х она считает, что новая жизнь исключает модернистский индивидуализм и предполагает работу с социально-психологическим опытом. «Агентство Пинкертона» было первой попыткой адаптироваться к советскому обществу, чему сопутствовало критическое переосмысление дореволюционной культуры.
Между тем, издание романа оказалось сопряжено с трудностями. После того, как 8 декабря 1931 года Гинзбург представила текст в редакцию «Молодой гвардии» (Тетрадь VI. Декабрь 1931 — Март 1932. [2]), ей пришлось в течение года ждать положительного решения. Она впервые сталкивается с системой идеологического контроля литературы, и это действует на нее подавляющим образом:
Мы пишем и знаем, что бывают разные случаи: книгу не примут и ничего не заплатят; заплатят аванс и не напечатают; не напечатают — и заплатят все; продержат два с половиной года и напечатают. Во всех случаях, на нас буду кричать и, во всяком случае, радости не будет. Ни в одном из всех возможных случаев не будет ни кусочка радости. Ausgeschlossen!
С того момента, как я сдала рукопись и получила первые намеки на «необходимость серьезной переработки» — мною утрачены все отрадные ощущения: ощущение сделанного дела, ощущение удачи, ощущение открывающихся возможностей. Мне только скучно оттого, что нечего делать, и противно оттого, что люди, не заслуживающие доверия, по-хозяйски роются в словах, которые я написала (Тетрадь VI. Декабрь 1931 — Март 1932. [31–33])·
Издание книги сильно затянулось также из-за того, что ее автор был известен как ученица опальных формалистов. Гинзбург писала с горькой иронией: «<…> моя книга идеологически вы-держана. Но это компенсируется моей фамилией» (Тетрадь VII. Январь — август 1932. [15]).
Роман прошел несколько стадий редактуры, переработок, согласований и одобрений. Казалось, что осенью он может быть напечатан, но в конце октября 1932 года в издательстве «Молодая гвардия» сменилось начальство: «Новый заведующий Осинов-ский зарезал “Пинкертона”, сверстанного и подписанного редактором к печати» (Тетрадь VIII-2. 1932. [24]). В записных книжках Гинзбург есть отрывок ее разговора об Осиновском с Корнеем Чуковским:
— Лидия Яковлевна, знаете ли вы, что говорил Христос, до скольких раз надо прощать врагам?.. До семидежды семи.
— Корней Иванович, разрешите контрцитату. Гейне говорил, что действительно надо прощать врагам, но не раньше, чем они повешены (там же. [25]).
Новый заведующий редакцией решил, что необходима дополнительная идеологическая экспертиза: «“Пинкертон” вступил в новую фазу. Его читает политредактор, и, по имеющимся сведениям, он внушает политредактору сомненья. Если когда-либо люди кровью писали книги, — то сейчас они печатают книги кровью сердца» (там же. [27]).
10 ноября 1932 года Гинзбург встречается с политредактором:
— Товарищ Краснов, меня интересует судьба книги, которая находится у вас — «Агентство Пинкертона».
Он посмотрел на меня внимательно.
— Это ваша книга?
— Да.
— Лично ваша книга?
— Да.
— В таком случае я не могу с вами разговаривать.
— ?