XXXIV
После разгрома вражеских орд под Уфой в Башкортостане воцарился мир. И несмотря на то, что старшины, чувствовавшие себя полновластными хозяевами на местах, открыто сопротивлялись объединению и даже не давали провести общий съезд — йыйын, жизнь у башкир заметно налаживалась. Стада росли, настроение было хорошее. У людей появилась тяга к творчеству.
Богачи почитали своим долгом строить на собственные средства мечети, отправляли способных мальчиков на учебу в Багдад, Каир и в другие города мусульманских стран. Деревенские ребятишки бесплатно посещали медресе при мечетях. Учителя-мугаллимы плату за их обучение не брали. А поскольку заниматься хозяйством было им недосуг, с родителей учеников собирали для них муку и крупы.
Девочек тоже обучали, но только дома, хотя башкирские женщины не были ущемлены в своих правах и какое-либо принуждение, насилие по отношению к ним не допускались.
Летом 1644 года, под Уфой, в верстах двенадцатипятнадцати от переправы, башкиры четырех дорог собрались на большой йыйын для обсуждения насущных проблем. С созданием единого ханства решили повременить. В первую очередь сочли необходимым позаботиться о том, чтобы увеличить число образованных, ученых людей, о возрождении национального духа народа, а для этой цели нужно было построить побольше школ и мечетей.
Вернувшись со съезда, старшина Тамьянской волости Тюлькесура-бей собрал курултай. Ему не терпелось доложить старейшинам о том, что происходило на йыйыне, поделиться с ними своими впечатлениями и соображениями.
— Агай-эне, как я понял из рассказов тех, кто был на йыйыне, во многих башкортских аулах делается все, чтобы обучать детей грамоте. Аллага шюкюр! Я несказанно этому рад. Не только у нас, но и в других волостях, говорят, будто бы почти уже не осталось безграмотных людей. Мечетей да медресе за последние годы прибавилось. Слышал я также, что нынче у нас в Башкортостане на шестьсот башкортов по одной мечети приходится, тогда как в центре России одна сиркяу[49] — на тысячу девятьсот человек…[50]
— Да-а-а… — покачал головой один из пятидесятников и тут же спросил: — А вот хотелось бы узнать, как у нас в сравнении с другими волостями — больше грамотных или меньше?
Тюлькесура-бей не был готов ответить на этот вопрос и повернулся к главному мулле Тамьянской волости.
— Хэзрэт, может, ты скажешь?
Тот не спеша поправил чалму и, несколько раз причмокнув, начал:
— Иншалла, образованных людей становится у нас все больше и больше. Прежде мы мулл в свои мечети со стороны приглашали, а теперь и своих хватает. К примеру, в этом году из Бухары да из Каира вернулись к нам муллами двенадцать шакиртов. А сколько еще таких молодых людей учится в медресе Имэнкала и Казани!
— Ну, а сам-то ты смену себе подготовил, хэзрэт? — поинтересовался кто-то.
Волостной мулла досадливо поморщился. Затем, огладив белую круглую бородку, склонил голову и невозмутимо произнес:
— Насчет этого не беспокойтесь, подходящий человек уже есть. И в свое время он займет мое место, если на то будет воля Аллаха.
— И кто же у тебя на примете?
— Младший сын Тюлькесуры-бея — Садир-мулла…
Бей, услышав это, запротестовал:
— Нет, нет, хэзрэт! До этого звания Садиру еще расти да расти. Пускай покамест у старших поучится…
— Так ведь я и в самом деле состарился, — с грустью промолвил мулла. — Невмоготу мне уже в дальние мечети таскаться…
Тюлькесура-бей, конечно же, гордился тем, что его отпрыск получил хорошее образование в Каире, но, понимая, что прочить его на столь высокую должность преждевременно да и неловко, решил замять разговор, переключить внимание старейшин на более злободневную тему.
— К великому сожалению, у нас не все так благополучно, как кажется. Меня по-прежнему тревожит то, что на наши земли зарятся переселенцы. А они все едут и едут без конца…
— Давайте воеводу попросим, пускай придержит, — сказал волостной мулла.
— Вы знаете, что воеводой нынче новый человек — Бутурлин. И это вам не Желябужа[51] с Вельяминовым! — с горечью произнес Тюлькесура. — Он на калмыков кивает: мол, до сих пор не дают покоя. И без конца приваживает сюда чужаков. Только за несколько последних лет в Имэнкала прибыло из Москвы три тысячи сто восемьдесят урысов.[52] Воевода выделил им самые лучшие башкортские земли под пашни. Отменные угодья по берегам Агидели он подарил крещеным Кара-мурзе да мурзе Рудаку, который получил дворянство за то, что перешел в христианскую веру и зовется теперь Андреем Федоровичем Ураковым. А возле Имэнкала по полторы сотни четей получили отставные стрельцы да потомки крещеного башкорта Кадыма — Кадомцевы. Земли рядом с городками Бюрю и Минзяля[53], на Сулмане, Ике и Караидели розданы дворянам-кряшенам и монахам…
50
Такие данные были приведены в опубликованной в Стерлитамаке в 1922 году книге «Труды научного общества», а также в сборнике научных трудов «Известия общества археологии, истории и этнографии» Императорского Казанского университета.
52
Витевский В. Н., Неплюев И. И. Оренбургский край в прежнем его составе до 1758. — Казань, 1897. С. 374.