— Разве? — она впервые поколебалась за этот разговор.
— Да, — кивнул я. — С той разницей, что он собирался дождаться, пока за него всё сделает Санглат. Затем он бы прогнулся под них — а за это фанатики позволили бы ему прибрать к рукам какую-то часть наших земель. Не самую большую, конечно.
— Санглат — слишком сильный соперник, — возразила Тиана. — С ними сложно спорить.
— Ну, я всё же попытаюсь, — затем я сделал паузу — и попытался спросить её о том же, о чём и своего мужа. — Итак, вот вопрос, за которым я позвал вас сюда. Что мне делать с вами и вашим семейством.
— Разве… — она побледнела. — Разве вы не казните нас, сир Геневис?
— Вашего мужа — непременно, — кивнул я. — Завтра или послезавтра. Но я не собираюсь казнить ни вас, ни ваших детей. Даже Валиссу.
На её лице отражались странные чувства, и я не мог их прочитать.
— Хотите остаться чистым? Сохранить репутацию благородного короля? Не получится, вы уже сделали слишком много.
— Если вы заметили, — поморщился я, — моим войскам был отдан приказ убивать всех мужчин, но не трогать женщин и детей.
— Да? — Тиона бесстрашно глядела мне в лицо. — И сколько таких женщин и детей, потеряв всё, умирали от голода? Сколько пало жертвой мародёров или разбойников, которые не только убивали их, но и оставляли в качестве своих подстилок? Вы оставляли этих женщин и детей на пепелище, лишив их мужей, отцов, братьев и сыновей. Не пытайтесь обелить свои имя и душу, сир Геневис.
— Я так понимаю, вы бы предпочли умереть вместе с мужем, — я лишь закатил глаза. — Но я не оставлю ваших детей без матери. Решение уже принято, и оно не обсуждается.
— О них может позаботиться Валисса.
— О нет, только не она! — я едва удержался от того, чтобы вскочить. — Кто угодно! Но я не доверю ей даже собаку выгулять. Она скандальная, заносчивая и испорченная девица. Если бы не её капризы…
— Так всё это время в вас говорило оскорблённое мужское самолюбие? — усмехнулась Тиона усмешкой висельника.
Глава 62 — Казнь
Какое-то время я сидел молча, не зная, что же ответить.
— Пожалуй, в какой-то мере, — наконец, отозвался я. — Не как основной мотив моих действий, нет. Но без этого всё могло бы почти иначе. Мягче. Хотя, наверное, вам известно о том, как я обсуждал поведение Валиссы с вашим мужем — и какую позицию он при этом принял.
— Не совсем, — покачала головой пленная королева. — Он лишь говорил, что вы прислали ему письмо с жалобой на капризы моей дочери, и что он ответил вам тем, что ей самой решать, что делать.
— Что? — я поднял бровь. — Разве он не сказал вам, в каком именно вопросе мы не сошлись с Валиссой?
— Он сказал, что приблизительно по всем, — иронично ответила королева.
— Это в целом, — я пожал плечами. — Но целое я терпел. Ограничил своё общение с Валиссой до поистине неприличного минимума, который, впрочем, устраивал нас обоих. Говорил себе, что так нужно — ради мира, ради хрупкого союза между нашими странами. Но… настал момент, который я вытерпеть не смог. Валисса отказалась быть матерью наследника престола.
Кажется, это был удар в яблочко уже с моей стороны — Тиона на какое-то время зависла. Потом она осторожно спросила:
— То есть… она отказалась делить с вами постель?
— Помилуйте, — поморщился я. — Это случилось далеко не на первом месяце нашего супружества, и я не стал с ней в одной постели ни разу. Даже в брачную ночь!
Это было сущей правдой, память Геневиса всё мне передала об этом.
— Нет, речь именно о наследнике. Единственной целью было рождение ребёнка, причём ребёнка законного. Я достаточно длительное время уговаривал Валиссу, взывал к её разуму и совести. Она же закатывала мне истерики и поносила меня вместе с моей страной.
— Она… бывает несдержанной, — признала Тиона.
— Бывает?! — я поглядел я неё. — Признаться, не помню, чтобы она когда-то была иной! Ну а вот — почитайте, ответ вашего мужа на моё письмо. И, наверное, один из главных поводов для этой войны. Поймите, я как мужчина могу смирить свою гордость и стерпеть женские капризы. Но я как правитель не могу спустить с рук, когда так отзываются о моём роде и моей стране!
Я вновь вынул письмо и вручил его пленнице. Какое-то время мы сидели молча, и я ждал, пока она его прочтёт. Наконец, та отложила лист.
— Что ж, сир Геневис, — после некоторой паузы вымолвила она. — Не могу сказать, что я простила вас за то, что вы совершили, но, по крайней мере, я вас поняла.
— Я и не просил вашего прощения, — мотнул я головой. — Я просил лишь вашего совета о том, что же мне делать с вами и вашими детьми.
— Наверное, держать где-то подальше от себя, — печально усмехнулась королева. — Знаете, мой старший сын постоянно говорит о том, как хотел бы убить вас.
— Не беспокойтесь. Замок хорошо охраняют, — вздохнул я. — Я пережил несколько покушений от весьма серьёзных заговорщиков, и гнева мальчишки не опасаюсь. Но, думаю, ни меня, ни вас не обрадует такое соседство на постоянной основе.
На самом деле, мысль о дальнем замке имела смысл. Где-нибудь вдалеке от войны… Которая, конечно, опять путала все планы.
Однако более ценных мыслей ни у меня, ни у неё не возникло, и я закончил и этот разговор.
Всю семью снова свели в одном помещении. На этот раз я не подслушивал их разговоры, предоставив им прощаться самим. Впрочем, за меня это делали люди Талины, и я точно знал — если в разговоре прозвучит что-то действительно важное, мне об этом сообщат.
Стоял вечер; после ужина я глядел в окно замка и видел столицу. Чёрт… мало мне было своего народа — теперь ещё и об этой семейке заботиться?!
— Казнь будет завтра, — сообщил я Тиллю, который находился в этой же комнате, читая какие-то бумаги. — Перед закатом. Киорану отрубят голову. Затем его тело захоронят с почестями, причём захоронят так, чтобы в случае чего можно было бы изъять его и перевезти в Вельговию.
— Думаешь, найдётся тот, кто повезёт его туда? — Тилль поднял на меня глаза.
— Если мы проиграем — это должны сделать его союзники или сами выжившие вельговцы, — пожал я плечами. — А если же мы выиграем — я сам займусь этим сразу, как только смогу.
— Всё-таки я не понимаю, зачем ты это делаешь, — покачал головой Тилль. — Или и правда пытаешься обелить своё имя для потомков? Пустая цель!
— Действительно, пустая, — согласился я. — Знаешь, короли не входят в историю как добрые или злые. Они входят в историю как великие — или нет. Самый кровавый тиран может быть великим, а самый добрый и милосердный король ничего после себя не оставить. Важно не то, что мы делаем; важно то, как это отражается на нашей стране.
Я ещё много помолчал, глядя на темнеющее небо за окном, и приказал:
— Позаботься, чтобы Киоран поскорее узнал о дате своей казни. Если ему нужно — приведи жреца, и вообще — всё, что ему потребуется, чтобы подготовиться.
Тилль кивнул и вышел, чтобы отдать слугам указания.
Весь следующий день до вечера я намеренно пытался не вспоминать о Киоране и его семействе. Это… ввергало меня в странные мысли. Я даже, занимаясь военными сводками и отчётами, специально отложил на следующий день все новости по Вельговии — всё равно там не осталось моих людей.
А вечером я поехал на площадь.
В Гротлинге стояла зима, но зима необычайно тёплая, сравнимая, наверное, с ранней осенью моего мира. Поэтому и вечера здесь были светлее, чем у нас.
Я выстоял всю казнь; практически пропустил мимо ушей всё, что зачитывал судья, в нужный момент еле успел среагировать, чтобы махнуть рукой, отдавая приказ. И вот голова Киорана упала в корзину.
Я слышал, как заулюлюкала толпа. Наверное, это было хорошо. Боевой дух, уверенность в себе. Санглатские войска пока были далеки от столицы, и я сомневался, что даже в самом неблагоприятном для нас случае они доберутся в Растон раньше середины весны. Однако если они сюда придут — нужен будет весь народный дух, чтобы дать им отпор.