***
- Здесь вся необходимая тебе информация, - холодно сообщил Бобровский, махнув в сторону бумажного архива.
Я даже головы не повернула в указанном направлении. Бумаги интересовали меньше всего, с ними и потом можно разобраться. Куда важнее мой предшественник.
Темно-карие глаза Бобровский поднял неохотно. Его губы были сжаты в тонкую линию, а на щеках играли желваки. И без этих признаков можно было бы понять, что он рассержен.
- Я могу идти, госпожа Стрельцова? – чуть ли не выплюнул Бобровский.
Я выдавила кривую ухмылку и бросила:
- Присядьте, Григорий Алексеевич.
Первым его порывом было сесть в главное дорогое кресло из кожи. Он вовремя опомнился и раздраженно опустился на стул напротив.
Медленно, растягивая удовольствие, я прошла мимо Бобровского и села в кресло.
- Оно действительно удобное, - мягко заметила я. – Мне нравится быть на вашем месте.
Глаза Бобровского засветились серебром, но он сдержал себя. Думал, я не вижу, как сжимаются его кулаки от бессильной ярости.
- Похоже, вы действительно любите свою человеческую невесту, раз пожертвовали ради неё не только своим положением, но и сохранностью мира, - улыбнулась я и положила ладони на ручки кресла. – Вы осведомлены о проклятии и будете молчать, пока ваша невеста не умрет. Если это будет естественная смерть, то ждать придется более полувека. К этому времени мой возлюбленный обретет огромную власть, и вы ничего не сможете ему противопоставить. Он покорит мир, создаст свое королевство, - мечтательно протянула я.
Бобровский презрительно посмотрел на меня и выдавил:
- А вы, получается, будете его королевой.
- Королевой, любовницей, союзником, шлюхой, слугой, рабыней. Мне совершенно не важно, кем я стану, - честно призналась я. – Но речь не об этом. Все, что я скажу далее, вы должны принять к сведению без лишних вопросов. Вообще рта не открывайте, если не хотите рисковать невестой.
Бобровский чуть нахмурился, выдавая свое недоумение.
- Вы знаете, что Богдан полудемон, - начала я. – Это так. Он попал в наш мир несколько тысячелетий назад. К сожалению, второго полудемона не было, и Богдан веками ждал шанса. Ему повезло. Галина, моя чокнутая прабабка, вызвала Люцифера и взяла его кровь, которую вводила мне при инициации. Мой дар огня – наследие Дьявола, и именно желание убивать когда-то потянуло меня в Академию Агроторов. Я узнала об этом много лет спустя, когда вы устроили из Машиной инициации ярмарку невест. Тогда же убила Галину.
На пару секунд я замолчала, давая время обдумать сказанное.
- Через год, уже после помолвки, меня нашел Богдан. Не сразу, конечно, сначала он охотился за Агнией. Забрал меня прямо из больницы, когда я спешила к ней. Хотел сделать из меня инкубатор. Наследника зачать, чтоб его. Который сумел бы открыть портал в наш мир для Люцифера и всех его приспешников. Но опытного и предусмотрительного интригана обыграла я – противная, глупая в своей независимости девчонка, которая рискнула всем.
Бобровский внимательно смотрел на меня, словно пытаясь разгадать мои мысли.
- Я стала вампиром назло Богдану, - усмехнулась я. – Ох, даже испытывая боль от обращения, я ощущала его ярость. Именно тогда Богдан поменял свои планы. Теперь он хочет править в этом мире единолично, и я сделаю все, чтобы его желание исполнилось. Потому что он для меня – бог. Сейчас я, конечно, жалею о сделанном выборе. Будь возможность, я бы нарожала ему столько детей, сколько он захочет. Но я знала, что зачастую смерть – это только начало. Уж вы-то должны меня понять. А теперь идите. – Я махнула рукой в сторону двери и опустила глаза. Уже когда Бобровский вышел, я добавила: - Удачи вам, Григорий Алексеевич.
Дверь тихо захлопнулась за умнейшим из существующих вампиров.
После беседы с Бобровским у меня был еще один посетитель. Пришел отец, окончательно испортив настроение. Он стоял передо мной несколько минут и молчал, а в серых глазах плескалась такая отчаянная тоска, что сердце заныло от жалости.
- Папа… - Я рискнула первой начать разговор.
Отец отреагировал не так, как я ожидала. Он поднял руку и с силой зарядил пощечину. Лицо с правой стороны тут же загорело от боли, в глазах появились слезы. Отец в первый раз ударил меня, и это было… обидно. Больно и неприятно тоже.