Когда все, кроме Наташи и Вали, ушли, мы втроем перемыли посуду, проветрили полную дыма квартиру, я постелила девочкам в маленькой комнате и осталась одна.
"Господи, - взмолилась я, хотя в Бога нас с детства обучали не верить, - сделай так, чтобы он позвонил! Пусть это будет не просто весна, вино или потому, что попала под настроение. Помоги мне, Господи!"
Всю ночь я ворочалась на диване, зажигала и гасила свет, пробовала даже читать и уснула лишь на рассвете. Вскочив как ошпаренная от треска будильника, я рванулась включить телефон, но тут же вспомнила, что дала служебный, и принялась беспощадно тормошить Валю с Наткой, не обращая внимания на их жалобные стенания.
- Тань, да пошло оно все к черту!
- Танечка, давай опоздаем?
- Вставайте, пора, вставайте!
Валечка застонала и сунула голову под подушку.
И тут я очнулась: да ведь они у меня в гостях, что же я их вытуриваю? И я затараторила не хуже Митьки, когда он ввалился в эту же самую комнату год назад со своей потрясающей новостью:
- Девочки, миленькие, оставайтесь, спите, а я побежала! Все в холодильнике, дверь захлопните, не забудьте!
- Да кому ты там сегодня нужна, после защиты?
С ума сошла, что ли? - пробормотала Валя, проваливаясь в сон.
Но я уже неслась к двери, забыв у зеркала шарф и перчатки.
За день я исстрадалась у себя в отделе и, обладай я хоть какими-то свойствами телепата, извела бы половину сотрудников. Каждый звонивший был моим недругом, а уж если он позволял себе трепаться по неслужебным делам... В пять я не выдержала:
- Ребята, не занимайте телефон, а?
Это "а" прозвучало так слабо и жалобно, что мне самой себя стало жалко. Ехидный Виталий открыл было рот, и тут уж мне бы не поздоровилось, но хрипло затрещал телефон, и я судорожно вцепилась в трубку.
Это был он, Вадим...
Так начались наши встречи, которые длились три года - таких счастливых, таких наполненных года, что только теперь, когда я сижу одна, обхватив руками голову, я понимаю по-настоящему, какими же они были наполненными и счастливыми, как все перевернули во мне.
***
Весь первый год мы изумлялись случайности нашей встречи. Нет, я изумлялась, Вадим же ласково, снисходительно изумление мое принимал. Лежа на его руке, прижавшись щекой к теплому родному плечу, обласканная, расцелованная - при всей своей насмешливости он был удивительно нежным, - я спрашивала с откровенностью женщины, уверенной, что ее любят:
- А ты не подумал, что я легкомысленная? Сразу дала телефон...
- Нет, не подумал.
- И я тебе сразу понравилась?
- Конечно.
- А ты мне?
Не открывая глаз, он, посмеиваясь, трепал мои волосы.
- Кто тебя знает... Может, ты меня пожалела?
- Да уж, - вздыхала я недоверчиво, потому что Вадим мог вызывать, как все мы, разные чувства, только не жалость.
Какие глупости мы несем, когда любим! Но глупости эти - музыка для влюбленных.
Конечно, он был женат и у него был сын - такой же, как Митька, только умнее, потому что не бросился как угорелый в загс в свои неполные девятнадцать. Вадим становился непроницаемым и холодным, когда я пыталась хоть что-то узнать о его жизни - той, другой, скрытой, запертой от меня. Как-то обронил, что жена давно не работает, хотя была хорошим химиком и подавала надежды. Я спросила, где учится сын, но услышала ледяное:
- А что?
- Ничего, - смутилась я и больше уже ни о чем не спрашивала.
Мы часто виделись - как уж он там устраивался, не знаю, - иногда он даже оставался у меня ночевать. Вот только праздники... Но в праздники приходили Митя с Галей, так что я была вроде как занята, а Вадим звонил в те дни по три, по четыре раза, понимая; чувствуя, как мне его не хватает! Никто, даже сын, не мог теперь его заменить.
- Ты что сейчас делаешь? А будешь делать? Завтра пойдем в кафе?
Похоже, он чувствовал себя виноватым.
Однажды дети вдруг не приехали, и мне стало как-то очень не по себе. Это они уже ссорились, начинали уже расходиться, только я ничего не знала.
- Что это голос у тебя такой? - сразу спросил Вадим. - Ты что, заболела?
- Нет.
- А где твои?
- Не приехали.
- Почему?
- Не знаю.
- Ну ладно, - медленно сказал он и повесил трубку.
Я уселась за чертежи - наша группа готовила новую разработку, - но все во мне жаждало его звонка.
Почему я была уверена, Что он опять позвонит? А ведь была же!
- Я "а метро, - сказал он, и я подумала, что теперь тоже могла бы спросить, не болен ли он - таким растерзанным был его голос. В тот вечер, когда он вошел ко мне несчастным и хмурым и посмотрел на меня измученными, в самом деле больными глазами, я поняла: да, любовь. Это у нас не просто роман, а любовь.
***
Как весело было нам вдвоем, как дружелюбно! Мы ходили в гости к его друзьям - на второй год я уже знала многих из них, - плавали на теплоходе к Зеленому Мысу в первое воскресенье июля - у него был друг-капитан, и мы вместе праздновали День речного флота. Меня это смешило до слез, а Вадим невозмутимо басил:
- Праздник друга - это и мой праздник, разве не так? А на теплоходе не плавают, а ходят...
Я бывала у него в лаборатории, видела сосредоточенных молодых женщин в халатиках ("А потому, что у нас реактивы!") и бородатых интеллигентных мужчин, что-то смешивающих в пробирках. Я сразу заметила, что они обожают шефа, потому и меня приняли как свою. И я радовалась и гордилась, что он, такой умный, талантливый, выбрал не кого-нибудь из этих молодых и красивых женщин, а меня. Выбрал и любит.