Ее лицо было покрыто прыщами, что делало девушку похожей на отвратительную жабу.
- На провокационные вопросы не отвечаю, - с достоинством парировал Домбровский, чем вызвал у сидевших рядом бурный смех.
Сидевшие ближе к президиуму не слышали этого короткого диалога и потому не поняли причину смеха. Кузькин грозно нахмурился и постучал карандашом по графину, требуя тишины.
- Так вот, Юра, - сказал он. - Вы на факультете без году неделя, совсем ничего не знаете, а уже пытаетесь насадить свои порядки.
- Я ничего не хочу насаждать, - спокойно, однако с достоинством ответил Юрий. - Я хочу лишь обратить внимание на некий устоявшийся порядок вещей, при котором студенты лишены элементарных человеческих прав, не говоря уже о том, что преподаватели относятся к студентам как к людям второго сорта.
Первокурсники на "камчатке" ободряюще загудели.
- Молодец, Юрка! - крикнула девушка с вызывающе разукрашенным лицом, которую для себя я уже окрестил Куртизанкой.
- Жми, не бойся, мы с тобой! - хрипло прокричал парень, у которого было лицо начинающего алкоголика.
- Мы тебя поддержим! Не бойся! Давай! - неслось отовсюду.
Кузькин, который, видимо, понял, что ситуация грозит вырваться из-под его контроля, медленно поднялся из-за стола. И, опустив тяжелый, прибивающий к земле взгляд, произнес, стараясь, чтобы его голос звучал спокойно и миролюбиво:
- Если, Юрий, вы хотите сказать что-либо по существу, то попрошу вас подняться сюда. Пусть все вас видят...
- А ему и там неплохо! - крикнул кто-то.
- Вот именно, что неплохо, - раздался другой голос. На этот раз женский. - Все они смелые, когда сидят на "камчатке"...
- А я вообще не понимаю, о чем можно говорить, - возмущенно проговорила, обращаясь ко мне, старшекурсница, похожая на жабу. По-моему, этому Домбровскому вообще не стоит давать слово.
- По-моему, тоже, - согласился я.
Да, если говорить честно, мне с самого начала не понравился этот самоуверенный первокурсник. Молодой он еще, зеленый, и не может знать того, что уже известно любому второкурснику. В первую очередь, не стоит быть таким самонадеянным. Ведь, по сути дела, первокурсник пока еще не был студентом. Это должна была выяснить первая - зимняя - сессия. Если ты успешно выдержал бесчисленные зачеты и экзамены - то ты автоматически "посвящаешься" в студенты. Если не повезло и ты сошел с дистанции, то есть, говоря простым языком, завалил сессию, значит, не судьба тебе стать студентом. А успех или неуспех на сессии зависит от слишком большого числа факторов, о наличии которых зеленый первокурсник еще не подозревает.
Поэтому любому новичку самое лучшее - это до поры до времени затаиться и не высовываться. Не дразнить зверей в лице администрации факультета. А этот парень с чрезвычайно громкой фамилией сознательно идет на конфликт не только с администрацией, но и с партийным бюро. А это уже, как говорится, наверняка чревато вполне предсказуемыми последствиями. Завалят тебя, Юрочка, на первой же сессии...
Тем временем Домбровский подошел к трибуне и вскинул правую руку к потолку, призывая к тишине - зал, воспользовавшись паузой, снова по-пчелиному загудел.
Я убрал в дипломат Кира Булычева - меня всерьез заинтересовало, чем завершится столь нетрадиционное продолжение так тривиально начавшегося комсомольского собрания. События, по-моему, грозили принять совершенно фантастический оборот...
- Товарищ Кузькин выразился в том смысле, - начал Юрий, - что я-де на факультете без году неделя и потому должен молчать. А мне кажется, что я свободный человек, полноправный гражданин Советского Союза, и потому не обязан спрашивать разрешения, чтобы сказать, о чем я думаю. В конце концов, в нашей стране объявлена демократия и гласность, поэтому зажим критики надо рассматривать как действия, направленные против политики партии...
На десятую аудиторию внезапно упала напряженная тишина. Смолкли разнообразные разговоры, были отодвинуты в сторону интересные книги, отложены недописанные конспекты. Не стало слышно скрипа столов и шума передвигаемых стульев. Почти четыре сотни пар глаз внимательно следили за реакцией ВЯКа на слова Юрий Домбровского. Такого еще не было в этих стенах - чтобы студент-первокурсник обвинял секретаря партбюро в антипартийной позиции! Даже умудренные жизненным опытом пятикурсники впали в оцепенение, не понимая, что же случилось. И какие теперь меры предпримет грозный Вольдемар Ярополкович к зарвавшемуся первокурснику? Тревожная тишина висела в воздухе, готовая в любой момент оглушительно взорваться.
Однако взрыва не случилось. Кузькин - чело мрачнее грозовой тучи! почему-то молчал. А Домбровский, видя, что его не спешат прервать, продолжал:
- Я вышел на эту трибуну совсем не для того, чтобы критиковать администрацию факультета. У меня есть конкретное предложение. Вот мы сейчас заслушали бездарнейший отчет комсомольского бюро. Я слушал его внимательно, однако, честно говоря, ничего не понял, кроме общих фраз, которые не несут ровным счетом никакого смысла. Так происходит везде, не только у нас. И у меня возникает резонный вопрос: почему все комсомольские собрания - в школах, на предприятиях, в вузах - проходят скучно и однообразно, по одной схеме, так что, побывав один раз на этом мероприятии, в следующий раз туда не захочется идти? И ведь действительно комсомольцы не ходят на собрания, потому что они знают, что собрания лично им ничего не дадут. Почему было сорвано собрание на прошлой неделе? Да потому, что отчетно-выборное собрание превратится в обычную пустую говорильню...
- Регламент пять минут, - подал нервный голос Кузькин. Он слушал Юрия очень внимательно. - У вас осталось тридцать секунд.
Юрий повернулся в сторону президиума:
- Извините, Вольдемар Ярополкович, но, насколько я знаю, у нас сейчас проходит комсомольское собрание. И вести его должен секретарь комсомольского, а не партийного бюро.
Снова нависла тревожная тишина. Сказать такое самому Кузькину!.. Бедный, бедный Юрочка Домбровский... Он так и не понял, на кого поднял руку...
Теперь ему точно несдобровать, как пить дать, повторит незавидную судьбу своего знаменитого однофамильца-писателя...