Всю дорогу, сидя в кузове «ГАЗ-66», он пел песни. На очередном коротком привале я попытался поговорить с солдатом. Сказал, что он совершил гнусный, недостойный настоящего мужчины поступок, что этим он опозорил себя, свою фамилию, родителей. Что ему плакать нужно, а не распевать песни.
— Товарищ старший лейтенант, — перебил меня солдат, — о каком долге вы говорите? Кому я и что должен? Ничего и никому, только своим родителям за то, что они меня родили и вырастили. Вот ради них я и не буду здесь служить. Пройдет время, они меня поймут и еще рады будут, что я так поступил, что я живой остался. Неужели вы не поняли, зачем мы сюда прибыли? Ведь нас пригнали на войну. Да, меня, возможно, и посадят, а возможно, и нет, но в любом случае я через год-другой буду дома. Останетесь ли вы живыми и вернетесь ли домой, никому и ничего не известно.
Я внимательно посмотрел на солдата: маленького роста, какой-то весь зачуханный, грязный, неопрятный. Не верилось, что такой невзрачный на вид, худой, как тростинка, мог что-то совершить с более крепким и сильным сослуживцем. Да и чушь порет какую-то непонятную, точно ненормальный.
Но прошли годы, а я отчетливо помню того солдата и наш разговор, будто это все было только вчера. Тогда я его не понял, как и фразу того продавца на перроне ташкентского вокзала: «Командир, зачем тебе деньги? Ты знаешь, куда ты едешь, а?»
Даже мы, офицеры, не знали тогда еще толком о нашем предназначении на чужой территории. Никто из нас не мог себе и представить, что ждет нас впереди, а этот солдат и многие другие, через какие-то свои каналы связи, возможно, что и каким-то чутьем уже знали, предвидели и искали способы, чтобы уйти от этой войны, уйти даже таким позорным способом. А может, это был их единственный реальный шанс избежать кровавой бойни?
Все чаще и чаще среди личного состава, офицеров и прапорщиков можно было услышать разговоры, что ввели нас в Афганистан обманным путем. Сначала сочиняли небылицы об участии в учениях «Маневры-80», а когда мы уже оказались здесь, стали говорить о том, что мы пришли сюда по просьбе законного афганского правительства выполнять интернациональный долг, оказывать афганскому народу помощь в строительстве развитого социализма. Мы верили в эту почетную миссию и ничуть не сомневались в правильности решения своего правительства, потому что были людьми того, своего времени, когда вера в идею и приказ не могли подвергаться даже сомнению, и уж тем более — неисполнению. К тому же мы были военными, а приказ в армии, согласно всем законам и уставам, должен быть выполнен беспрекословно, точно и в срок.
Непонятно было только одно: если мы пришли сюда законно и с благородной целью, то почему тогда все это делалось как-то тайком, скрыто? Что-то здесь было не так.
Через недели две после отправки «партизан» в Союз наш мотострелковый полк в полном составе на штатной боевой технике совершил марш через всю страну и вышел к южному городу страны Кандагару. Город проходили ночью. Не было ярких огней уличных фонарей и светящихся окон. Кое-где, в основном у перекрестков улиц, горели костры, вокруг которых суетились солдаты афганской армии. Были они в каком-то непривычном для нас обмундировании, с советскими автоматами ППШ, знакомыми нам по кинофильмам военных времен. Многие кутались в цветастые женские платки, пледы и суконные одеяла, наброшенные поверх военной одежды. Черные лица в темноте, при отблеске пламени костров, вносили в увиденное элементы настороженности и какой-то нереальности.
— Можно на аборигенов посмотреть? — попросил сержант командира батальона, вылезая из люка бронетранспортера.
Я и сам смотрел на афганцев, как на представителей какой-то невиданной ранее цивилизации. Мы знали, что в Афганистане феодальный строй, что здесь все не так, как у нас, но продолжали удивляться увиденному и размышлять: как можно в такой нищей стране построить развитой социализм? Это сколько же нужно вложить денег, чтобы добиться хоть малейшего результата. А ведь в нашей стране своих нерешенных проблем хватает…
Пройдя километров 15–20, встали на ночлег. Стали на местности рассредоточивать технику, проверять личный состав, оружие, как вдруг из включенного кем-то транзисторного радиоприемника раздался голос диктора зарубежной радиостанции. Он сообщал, что в город Кандагар вошел советский мотострелковый полк. Назывались фамилии некоторых командиров подразделений, бортовые номера БТРов, танков. Мы, что называется, офонарели. Ничего себе оперативность? Когда же они успели нас так быстро рассекретить? — удивлялись мы.