Афганистан… Про ту страну мы фактически ничего тогда еще не знали. В печати, по телевидению сообщали, что 27 апреля 1978 года там совершилась революция, и антинародные силы пытаются потопить ее в крови.
«Ну и что? Это их внутреннее дело, и кто за что воюет, пускай разбираются сами. Нас это не касается, у нас своих проблем хватает», — примерно так рассуждали тогда многие из нас.
«Афганистан? Да ну, бред какой-то!» — думали мы, краем уха услышав возможную причину нашего сбора здесь, в незнакомом воинском городке.
Но кто-то где-то уже запустил тяжелую и послушную исполнительскую машину, и завертелись, закрутились винтики-колесики огромного страшного и невидимого механизма. Десятки, сотни тысяч людей оказались вовлеченными в, казалось бы, не касающиеся их события. А ведь мы всегда были уверены, что Великая Отечественная — это последняя война для советских людей, что мощь наших Вооруженных Сил, наш непререкаемый авторитет в мире — достаточный аргумент и надежный гарант стабильности во всех регионах земного шара. Никто тогда и предположить не мог, что наше спокойствие может быть когда-нибудь нарушено.
Военнослужащие в Каменку все прибывали и прибывали: одиночками, мелкими и более крупными подразделениями, группами, из внутренних округов страны и даже из групп советских войск, находящихся за границей.
Наконец офицеров собрали в актовом зале. Перед нами выступил генерал. Он сказал, что слухи о направлении нас в Афганистан беспочвенны и даже в какой-то мере и провокационны. А собрали нас здесь всех для участия в крупномасштабных учениях под кодовым названием «Маневры-80», что все мы будем принимать участие в реальном перемещении войск, в соответствии с замыслом предполагаемых учений. После этого нас всех вернут в свои воинские части, откуда мы сюда прибыли.
— Какое «вернут», если нас уже исключили со списков частей!
На генерала со всех сторон посыпались вопросы, на которые он ничего конкретного и вразумительного ответить не мог.
— Вопросы прекратить! Соблюдать дисциплину среди личного состава вновь сформированных подразделений! Пресекать всякие панические слухи! О негативных настроениях и высказываниях немедленно докладывать по инстанции! — требовал он от собравшихся, но его слова тонули в общем гвалте десятков человек.
Красные от напряжения лица генерала и его окружения, явная неподготовленность к беседе с офицерским составом — все это лишь усилило наше предположение об отправке именно туда — в Афганистан.
После этого нас по очереди приглашали в кабинеты, где после короткой беседы задавали один и тот же вопрос: «Готовы ли вы служить там, куда вас пошлет Родина?»
— Так точно! — заученно отвечали практически все, не желая вникать в суть задаваемого вопроса, понимая, что все это бесполезно и никто ничего не скажет и не сделает, даже если ты скажешь по-другому.
Правда, были и такие, которые не хотели, не могли ехать в неизвестность по уважительной, на их взгляд, причине. Таких офицеров выслушивали, ругали их командиров за то, что не направили другого, более подходящего, обещали помочь, но никто уже с этим заявителем не разбирался. Шло спешное формирование Ограниченного контингента Советских войск для отправки в Афганистан. Он комплектовался из военнослужащих частей, в соответствии с ранее направленными туда разнарядками. Сроки были сжатые. Командиры приказ выполнили. О качестве отбора думали не все. А поэтому возвращать кого-то в часть, учитывая заявления или жалобы на уважительные причины, никто не собирался. Индивидуальные беседы проходили чисто формально. Тех, кто их проводил, не волновали людские судьбы и проблемы. Заведенный механизм раскручивался так стремительно, что тормозить его никто не собирался, да и не посмел бы. Был приказ, определены сроки!
Как-то, уже после войны, я спросил одного знакомого офицера, служившего тогда в Группе Советских войск в Германии, как они выполняли в части приказ об отправке и по какому принципу отбирали военнослужащих.
— По принципу ненужности, — чистосердечно признался мне он. — Нужно было, к примеру, направить снайпера, вызывали с кочегарки солдата, который за весь период своей службы ничего, кроме лопаты и ложки, в руках не держал, и спрашивали: «Ты кто?»
Солдат, подумав, отвечал: «Кочегар».
«Ну сколько раз тебе говорить, солдат, что ты снайпер, к тому же — отличник боевой и политической подготовки. Понял? Так кто ты?»
Солдат снова думал и говорил: «Кочегар».
«Чурка, вот кто ты! Ну, ладно, иди, отмывай свою грязь, поедешь в командировку. Будешь служить снайпером в хорошем месте. Послужишь немного, возможно, что и отпуск заработаешь. В отпуск хочешь? Если спросят: сколько раз ты стрелял из винтовки, говори, что много. Понял? Так, кто ты теперь? — И, не дождавшись ответа: — Ладно, иди, собирайся!.. Неужели скоро избавимся от этих „чурок“, а, замполит? Сил уже нет с ними, бестолковыми, работать! — И командир батальона удовлетворенно потирал руки. — Ну, кто там следующий по списку? Мамедов, заходи»!