Прошло еще минут двадцать – двадцать пять. Арабы, уже выпив свое пиво и побросав на землю возле скамейки пустые банки, громко гогоча и периодически беззлобно переругиваясь между собой, с азартом поочередно метали кости.
На пороге бистро появилась фигура мужчины в темно-синем плаще, застегнутом на все пуговицы, кроме верхней, что позволяло хорошо видеть на его шее щегольски завязанный узел дорогого шелкового кашне. Мужчина повернул налево и размеренной неторопливой походкой направился в сторону улицы Лас Касес, перейдя которую, он, постепенно ускоряя шаг, дошел до углового здания на улице Святого Доминика и, повернув направо, в сторону Сен-Жерменского бульвара, скрылся из виду.
Через несколько секунд туда же на небольшой скорости свернул серый «Рено Меган», за четверть часа до этого припарковавшийся возле дома номер 15 по улице Казимира Перье, с трудом втиснувшись между приземистым мебельным фургоном и стареньким зеленым «Ауди». Минут через пять дверь бистро снова распахнулась. Вышедший оттуда молодой человек в бежевом плаще и серой шляпе с загнутыми вниз полями, бросив мимолетный, почти незаметный со стороны взгляд на расположившуюся на скамейке смуглую развязную парочку, спокойным шагом стал удаляться в сторону улицы Гренель, откуда было уже рукой подать и до Дома Инвалидов, и до станции метро «Варенн», на спусках и в вестибюле которой можно весьма неплохо проверить, не вызывает ли твоя персона чересчур повышенный интерес со стороны оказавшихся здесь по какой-то воле рока именно в этот отрезок времени попутчиков.
Молодой человек не успел еще завернуть за угол, как в руках у одного из арабов оказался небольшой, похожий на мобильный телефон предмет, в который он, держа его почему-то прямо перед собой, быстро произнес несколько отрывистых фраз. В это время его приятель, сунув в карманы своей кожаной куртки складную доску и кости, уже заводил стоящий на тротуаре мотоцикл, который через мгновение, оседланный своими седоками, звучно прогрохотал под аркой дома № 23 по улице Казимира Перье, оставляя за собой противный длинный шлейф сизого дыма.
II
– Ну что, Василь Иваныч, может, по маленькой... для пищеварения? – осторожно спросил Минаев, внимательно следя за реакцией высокого худощавого мужчины, лет пятидесяти пяти, спиной к нему стоящего у окна, за которым совсем рядом – каких-нибудь полкилометра, а то и того ближе, буро темнел бесформенный массив Булонского леса. Они только что пообедали внизу, в столовой, и вновь поднялись в «бункер» – так все в посольстве называли три верхних этажа просторного квадратного здания, занимающего практически целый квартал на северо-западе Парижа и выходящего своим основным фасадом на бульвар маршала Ланна.
«Бункер» с самого начала, с советских времен, отводился под многочисленные служебные помещения резидентуры КГБ и был соответствующим образом распланирован, оборудован и оснащен. Стены, пол и потолок его были двойной толщины, со звуконепроницаемой изоляцией, полностью защищающей от прослушивания, чему дополнительно способствовала постоянная передача отвлекающих звуковых сигналов между разделительными перекрытиями и перегородками. Конечно, за последние лет десять-пятнадцать многое изменилось: и прежние масштабы работы, и ее объем, и количество выполняющих эту работу штыков и сабель, и некоторые звучные аббревиатуры, в свое время так гипнотизировавшие, а иной раз и приводившие в священный трепет не только простых обывателей, но и знающих толк профессионалов, и даже само название страны, чьей суверенной территорией был этот небольшой участок земли 16-го округа города Парижа. Но «бункер», несмотря ни на что, продолжал по-прежнему выполнять свое предназначение, и хотя часть расположенных в нем помещений была, в ожидании лучших времен, под замком по причине заметно снизившейся плотности населяющего его контингента, тем не менее этот контингент, возглавляемый и руководимый Минаевым, занимающим в посольстве официальную должность советника, как и раньше, не сидел сложа руки, а тихо, незаметно, но настойчиво продолжал делать свое дело, как и в былые времена пользуясь смешанным с боязливой настороженностью, а иногда даже и некоторой тайной завистью уважением прочего посольского люда.
– Для пищеварения, говоришь? – ответ последовал после некоторой паузы. – А чего ж по маленькой?
– Можно и по большой. – Голос Минаева на этот раз прозвучал уже заметно уверенней и бодрей.
– Молодец, реакция хорошая. – Человек, которого назвали Василием Ивановичем, обернулся и слегка присел на край широкого выступающего подоконника. – Что наливаешь?
– Ну... есть «Арманьячок». Есть «Курвуазье». «Мартель».
– «Мартель»? А какой?
– Э-э... – Минаев замялся, немного застигнутый врасплох прозвучавшим вопросом, но тут же подойдя к стоящему вдоль стены длинному шкафу неопределенного предназначения и открыв дверцу одной из его секций, прочитал название – «Ноближ».
– Н-да?
– Можно виски, – поспешил продолжить перечисление Минаев, не зная, как интерпретировать услышанный ответ, – тоже из выдержанных. Опять же джин. Водочка.
Он только сейчас осознал, что о вкусах и предпочтениях начальства именно в этой области имеет очень слабое представление. Вчера за ужином, под устрицы, они начали с «Шабли» потом перешли на «Шато Озон», а кончили вообще «Сотерном». Может, надо было запастись еще и вином? Скверно. И никаких оправданий не может быть в том, что, помимо вчерашнего вечера, им всего какую-то пару раз и довелось участвовать в совместных застольных мероприятиях. Плохо то, что он до сих пор еще никак не удосужился навести соответствующие справки. А это уже самый настоящий прокол.
– Ну что ж, подготовился ты основательно, – после некоторой паузы с улыбкой произнес Василий Иванович.
– Ну так не каждый же день... такие гости.
– Какие? Которые хуже татарина?
– Ну почему... – Минаев опустил глаза.
Василий Иванович снова улыбнулся:
– Ладно, что засмущался, как красна девица. Все нормально.
– Да я, в общем-то, и... – разведя руками, слегка потряс головой хозяин кабинета и тут же вновь вернул разговор в русло главной темы: – Так что будем, Василий Иванович?
– Что будем? Ну а где мы с тобой сейчас находимся? В Лондоне, что ли? Или в каком-нибудь там Эдинбурге?
– Никак нет. В Париже. В жилище, так сказать, славных муз.
– Тогда какие вопросы.
– Понял. С кофеечком?
– Бьян сюр[3].
Минаев нажал кнопку переговорного устройства:
– Володя!
– Слушаю, Гелий Петрович, – голос из громкоговорителя доносился с каким-то гулким усилением.
– Ну-ка сообрази нам кофейку. Ну и... сопутствующие товары соответственно.
– Хорошо, – ответил невидимый Володя.
Минаев снова нажал на кнопку, и гул исчез.
– Слушай, давно хотел тебя спросить, – после небольшой паузы произнес Василий Иванович. – У тебя родители не химики случайно были?
– Почему химики? Чего-то не то нахимичили?
За новой короткой паузой последовала легкая усмешка, которую можно было истолковать так, что юмор начальством, в общем-то, оценен.
– Да нет, гелий это же газ вроде.
– А-а. Нет, у меня отец геолог был. И изобретатель.
– Изобретатель?
– Любитель. Хотел генератор создать, чтоб от солнечной энергии питался. В тайге актуально. А Гелиос – это же по-гречески...
– Ну да, ну да. Понятно. – Начальство снова показало свою спину.
Лицо Гелия Петровича непроизвольно сморщилось в кислой гримасе – он почувствовал, как к нему опять возвращается чувство какого-то смутного беспокойства. «При чем тут родители? – подумал он. – Что это: простое любопытство? Ничего не значащая фраза, произнесенная лишь для того, чтобы поддержать разговор? Или?..» Что «или» – он четко еще не представлял и, в общем, даже в мыслях не хотел развивать эту тему, но своим более чем за двадцать лет работы в разведке натренированным чутьем понимал, что внезапный и незапланированный приезд Василия Ивановича Ахаяна, начальника отдела, курирующего работу возглавляемой им резидентуры, явно не был, да и не мог быть случайным и беспричинным. Тем не менее, хотя пошел уже третий день его пребывания в Париже, а на завтра был забронирован обратный билет в Москву, шеф так до сих пор и не соизволил дать не то что каких-нибудь там разъяснений, но даже обычного жиденького намека относительно цели своего визита. Вчера он полдня беседовал с личным составом резидентуры; с интересом, но достаточно бегло просмотрел несколько агентурных дел и отчетов; после обеда почти целый час о чем-то совещался с послом, а вечером, вместо намеченного культурного похода в «Мулен Руж», зачем-то потащил Минаева в какую-то «левую» забегаловку в тринадцатом округе, возле площади Италии, где раньше, по его словам, один старый полуеврей-полуцыган лучше любого Ойстраха играл на скрипке Пятый венгерский танец Брамса и Чардаш Монти и где он, Ахаян, любил в свое время назначать встречи своему самому ценному агенту.