Базары на Востоке — это не только рынки. Это центр всей жизни города. Базары, бани и караван-сараи заменяли жителям восточных городов клуб и театр. По обилию своих торговых рядов, мясных и хозяйственных лавок, открытых витрин с фруктами, зеленью, овощами, по количеству совершающихся сделок Тифлис не уступал ни одному из крупных торговых центров тогдашнего Закавказья. Здесь было много базаров, которые славились своими богатствами и разнообразием товаров. Бойкий Армянский базар кипел, шумел, удивляя своими красками. Оживленно было на Сионской улице, в Темных рядах, на Шайтан-базаре.
Это была Азия во всем величии и пестроте своей жизни. Но вместе с тем Тифлис этих лет едва ли можно назвать типичным восточным городом. Россия зримо вступала в него. Медленно, но уверенно пробивала себе путь европейская архитектура, воздвигались новые дома, планировались кварталы, строилась новая, европейская часть города. Дом начальника гражданского управления, дом главноуправляющего, арсенал, интендантское управление, таможня олицетворяли новый, чиновничье-административный характер Тифлиса.
Еще в 1825 году в городе насчитывалось более 25 тысяч человек. Основное население составляли грузины, армяне, азербайджанцы. Было здесь и много русских. В городе проживали сотни семей иностранцев. В 1833 году население Тифлиса увеличилось до 40 тысяч. Новая культура, приносимая извне, соревновалась с древней грузинской культурой, нашедшей выражение в характере, в быту и нравах народа, издревле населяющего этот город, в общественной жизни страны, в его литературных памятниках.
7
Над Мтацминдой хмуро висели облака. Веяло прохладой. Шли дожди. Но полностью изгнать южное солнце было не так уж легко. Оно часто появлялось над Тифлисом, и тогда игривые и капризные тучи боязливо убегали, скрывались за холмами.
И все же осень наступила. Все чаще приходилось Фатали сидеть в караван-сарае и нетерпеливо ожидать отца. Гаджи Алескер ходил к тифлисским знакомым, обращался к местным духовным лицам, тщетно умолял их помочь ему определить Фатали на казенную службу. Бакиханов находился в Кубе, где приводил в порядок свои литературные и научные дела, заброшенные из-за длительного путешествия по России. Он побывал на Украине, в Литве, Латвии, Польше.
Фатали с нетерпением ожидал прибытия Бакиханова в Тифлис. И вот счастливый час наступил. Бакиханов вернулся.
Через несколько дней Гаджи Алескер повел своего приемного сына к Аббаскули Бакиханову.
Уведомленный о предстоящем визите, зная цель приезда нухинцев в Тифлис, Бакиханов уже был подготовлен. Он навел необходимые справки, выяснил, куда можно устроить Фатали, и спокойно ожидал их. Юношу он еще не знал, но почетное звание Гаджи Алескера и его глубокие познания в восточных науках вызывали симпатию.
Умно отвечал Фатали на все вопросы Бакиханова. Проверка знаний состоялась, и можно было рекомендовать его на службу. С замиранием сердца слушал Фатали человека, чья жизнь была для него примером. Когда он вместе с торжествующим Гаджи Алескером вышел на улицу, то ликовал от счастья, что надежды его оправдались и ученый отнесся к нему столь дружелюбно.
Всегда общительный, приветливый и отзывчивый, Бакиханов не мог равнодушно относиться к появлению в Тифлисе новых молодых способных азербайджанцев. Он был главным переводчиком, и каждый поступающий в канцелярию главноуправляющего Грузией на переводческую работу (а иной работы для азербайджанцев и не было в царских канцеляриях) неизбежно должен был встретиться с ним, получить его рекомендацию. И вот после многих хлопот и волнений при помощи Бакиханова удалось определить молодого Ахундова на службу.
"Как хорошо обученный языкам арабскому, персидскому, турецкому и татарскому [36]назначен временно для занятий по гражданской канцелярии его превосходительства в помощь штатным переводчикам тысяча восемьсот тридцать четвертого года, ноября первого дня", — записано в служебном формуляре Ахундова.
Временно! В помощь штатным переводчикам! Разве мог Ахундов надеяться на что-либо другое? Русский язык он знал плохо, опыта не имел, беком не был, единственное его богатство заключалось в прекрасном знании восточных языков. Но было у него и другое сокровище — страстное желание познать новый для него, еще малопонятный русский мир. Надо было хорошо изучить русский язык. Но как? Ждать многие годы, пока не овладеешь русской речью, он не мог. Он стремился как можно быстрее наверстать потерянные годы. Ахундов был безумен в своем неудержимом стремлении сделать невозможное — изучить русский язык в течение одного года. Большую часть своего времени он отдавал выполнению обязанностей помощника устного переводчика восточных языков. За это он ежемесячно получал 10 рублей жалованья. Ему приходилось разговаривать с крестьянами, беками, моллами, купцами, ломаным русским языком переводить их жалобы хладнокровным и равнодушным чиновникам канцелярии главноуправляющего. Когда кончался скудный запас русских слов, он, не задумываясь, прибегал к помощи жестикуляции. Эти выразительные жесты не раз выручали его из самых трудных положений. Подчас Ахундову приходилось прибегать к помощи чиновников армян и азербайджанцев, но их было очень мало в канцелярии, да и не каждый хотел помочь ему: они видели в нем конкурента, человека, который в будущем при своих недюжинных способностях может занять их место.
Восприимчивый, привыкший к самостоятельному мышлению, критически настроенный, молодой Ахундов страстно отдался изучению русских книг. Он читал все, что попадалось ему в руки. Науки, доселе незнакомые, чуждые, непонятные, теперь открывали перед ним новые горизонты. Приобретенные знания окрыляли Фатали, пробуждали новые интересы. Только упорный труд, только сильное желание преодолеть свою отсталость могли так быстро привести Ахундова к решению поставленной перед собой великой жизненной задачи — стать на уровне эпохи, стать европейски образованным человеком.
Ахундов учился русскому языку и в канцелярии, и на базаре, и на улице, всюду, где мог услышать русскую речь, где мог познакомиться хоть с одним новым словом. Но настоящая учеба начиналась дома, среди малознакомых книг, которые он брал из Тифлисской библиотеки. Кто-то посоветовал ему прочитать стихи Пушкина. О Пушкине много рассказывал Ахундову и Бакиханов. Пребывание Пушкина в Тифлисе в 1829 году помнили многие.
Однажды он раскрыл страницы сочинений А.С. Пушкина. Глубоко врезались в его память слова "Талисмана":
Там, где море вечно плещет
На пустынные скалы,
Где луна теплее блещет
В сладкий час вечерней мглы,
Где, в гаремах наслаждаясь,
Дни проводит мусульман,
Там волшебница, ласкаясь,
Мне вручила талисман.
Эти стихи не были похожи на те, которые Ахундов читал в свои юношеские годы. Была в них жизненная убедительность и верность наблюдения.
Просто, правдиво, без пышных фраз и фантастических гипербол рассказывал поэт о талисмане, подаренном волшебницей.
Ему захотелось познакомиться со всей поэзией этого удивительного человека. Со странным волнением он приступил однажды к чтению "Бахчисарайского фонтана".
Поэма привлекла его восточной тематикой. Эпиграфом к поэме Пушкин взял слова хорошо известного Ахундову Саади: "Многие, так же, как и я, посещали сей фонтан: но иных уже нет, другие странствуют далече". Так, значит, Пушкин знал тех поэтов, которыми он сам увлекался когда-то. Пушкин был знаком с произведениями Саади, знал все, что написали лучшие поэты мира.
Ахундов читал запоем. Он был похож на человека, которого в пустыне долго мучила жажда и который, наконец, добрался до прохладного источника. Он читал "Бедную Лизу" Карамзина, стихи Ломоносова, Державина.
36
[36] Царские чиновники неправильно называли азербайджанский язык татарским, а азербайджанцев — татарами.