— Заткнись, падаль! Ты кем себя возомнил, а? В крёстные отцы метишь? А зону потоптать не тянет?
— Не тянет, — процедил я сквозь зубы.
— Ну, если так, то зачем тогда ты зверски убил гражданина Бубниченко, известного также как Бубен?
— Я его не убивал.
— Ага, он сам умер, — ухмыльнулся толстяк. — А перед смертью сам прыгнул с парашютом в лёгком костюмчике, хотя на улице был мороз. Обморозился, пока долетел, потом перезал себе горло и для верности всадил ещё две пули в голову. Я тебя правильно понял?
— Я его не убивал, — повторил я.
— Забавно. Помнится, не так давно был у нас ещё один труп. До сих пор висит, между прочим, как нераскрытое это дело. Некий Алик Пак, если помнишь такого. Обрати внимание, как похоже получилось тогда: он поссорился с тобой в кабаке, вы подрались, а через пару дней его нашли в двух шагах от твоего дома со сломанной шеей. Или его ты тоже не убивал?
— Нет.
— Тоже сам умер? Ты посмотри, что творится. — Толстяк радостно всплеснул руками. — Бандиты вымирают сами по себе, как мухи осенью. Что интересно — ты при этом остаёшься весь в белом, хотя улики говорят против тебя.
— Что тебе надо? — в упор спросил я. — Мокруху я на себя всё равно не возьму, не проси.
— Возьмёшь, если надо будет, — пренебрежительно отмахнулся он. — И не такие орлы кукарекать у нас начинали, — майор хрюкнул от удовольствия, воочию, видимо, представив себе описываемую картину. — Но сейчас не об этом речь. От тебя в городе слишком много вони, Махницкий. Стрельба, трупы, крики возмущённых граждан — всё это валится на нас, мешая спокойно работать. Потому я и вызвал тебя, — он усмехнулся, — чтобы объяснить: мы этого терпеть не собираемся. Или ты успокоишься, залезешь в свою поганую нору и будешь там тихонечко сопеть, или следующий поход ко мне в гости закончится для тебя очень печально. Хочу, чтобы ты, Махницкий, понял одну простую вещь: мы никому не позволим хозяйничать в городе.
— Вы — это кто? — уточнил я.
— Ты меня не понял, козёл?! Ещё раз говорю, Махницкий, сам при этом удивляясь собственному терпению: не лезь не в свои дела. Лучшее, что ты можешь сейчас сделать, — это уехать из города. На время, разумеется. Потом спокойно вернёшься и продолжишь трудиться в своей больничке, стараясь при этом никогда не вспоминать о Богданове, его группировке и прочей мерзости. Ясно выражаюсь?
— Ясно, — кивнул я. — На кого ты работаешь, мент? Артём? Казбек? Или, может быть, Калач? Кто купил твои жирные потроха?
Он побагровел и разом покрылся крупными каплями пота. Промокая отёчное лицо и лысину несвежим платком, он процедил:
— В общем, мы друг друга поняли. В этот раз я с тобой говорил очень вежливо. Не дай бог, будет следующий раз — тебя отсюда вынесут вперёд ногами при попытке к бегству. Клянусь…
— Ага, страшной ментовской клятвой, — усмехнулся я. — Раз нет у тебя приказа мочить меня, так нечего и рожи ужасные корчить. Отработал номер — выпускай клиента, начальник.
Толстяк вскочил, прихватив со стола толстенную книгу, Уголовный Кодекс или что-то в этом роде, забежал мне за спину и с размаху ударил по голове. Так и знал, что этим кончится, успел подумать я, проклиная свой длинный язык, перед тем, как отключиться. Когда я очнулся, майора в кабинете уже не было, как и наручниках на моих руках. Зато подозрительно отяжелела отбитая печень и перед глазами стояли чёрные круги. Видать, оттянулся толстяк в полный рост, подумал я, силясь встать на ноги. Появившийся Кривченко, ухмыляясь, ухватил меня за шиворот и прислонил к стене.
— Топай отсюда, мафиозник недоделанный, пока я тебе ещё не добавил, — ласково посоветовал он.
Держась за стену, я молча побрёл к выходу. Выбравшись на улицу, я почти ослеп от обрушившегося на меня яркого солнца. Голова по-прежнему кружилась, но тошнота отступила, и дышать стало легче. Ни Мишани, ни нашей машины нигде не было видно. Я сунул руку в карман в поисках мобильника, но ни телефона, ни денег там, естественно, не обнаружил: ОМОН и в мирное время не прочь применить обретённые на блокпостах навыки… Кстати, выходя из кабинета, я не поленился бросить прощальный взгляд на табличку, висевшую на двери. «Майор Саблин» — вот что там было написано. Своих врагов надо знать не только в лицо, но и по фамилии, чтобы не ошибиться потом при расчете, сплюнул я, осторожно спускаясь с крыльца.
— Саша? Ты?!
Я обернулся. От группы возбуждённо жестикулирующих кавказцев, толпящихся во дворе, отделился Казбек, недоверчиво приглядываясь ко мне.
— Нет, моя тень, — отозвался я, размышляя, что он-то здесь делает.