После осмотра первой части предложенной к осмотру экспозиции, пошли смотреть её вторую часть – границу с КНДР. Это должно было быть поинтересней. Тут уже сопровождающие появились – двое солдат с автоматами, видно, что уже – опасно, не шуточки. Но, граница тоже, ожидаемого впечатления не произвела. Достаточно долго ехали по пыльной грунтовой дороге вдоль и между полей. Потом, доехав до пункта назначения, поднимались по крутой лестнице на смотровую башню. Появление моё, в сопровождении съёмочной группы, вызывало неподдельный интерес. Не знаю, кто его больше вызывал я, или группа, но столь энергичную заинтересованность я смог до конца понять, лишь поднявшись на смотровую площадку. А просто делать тут нечего. Только в бинокли на ту сторону пялиться. Жара, духота и ничего не происходит. Ну посмотрел я тоже в бинокль. За речушкой и полем – дома. Дома как дома. На улицах никого нет. Жарко. Ещё, там есть большая железная вышка с большим красным флагом наверху. Но как долго можно разглядывать вышку? Наверное, наблюдатели на ней все заклёпки наперечёт знают. Если годами рассматривать…
- Это Киджодон, «деревня пропаганды». - наклоняясь ко мне, смотрящему в бинокль, сообщает ЧжуВон.
Присутствующие в момент нашего прихода военнослужащие тактически ушли в сторонку, давая возможность ЧжуВону находится рядом со мной. А может не тактически, а стратегически. Если оттянуться в тыл, то можно без проблем тогда пялиться на мой зад. Я так бы на их месте и сделал, если бы вдруг пришла симпатичная девчонка поглазеть в бинокль.
- Почему – «пропаганды»? – не отрываясь от окуляров, спрашиваю я.
- Это фейковая деревня. В ней никто не живёт. Это просто железобетонные коробки, в которых нет внутри перегородок.
- А там кто-то ходит. – говорю я, начиная подкручивать рифлёные кольца на окулярах, чтобы лучше рассмотреть.
- Это артисты. Они ходят по одним и тем же маршрутам. И там нет ни детей, ни стариков. А свет в домах включается и выключается в одно и то же время. Автоматически.
- Понятно… - говорю я, выцеливая попавшего мне в объектив «артиста» и интересуюсь. – Как же тогда поля? На них что-то растёт.
- На полях работают специальные бригады. – получаю я ответ. – У нас мало сельскохозяйственной земли, а в КНДР её ещё меньше. Поэтому, они не могут ничего на них не сажать.
- Понятно… - снова повторяю я и спрашиваю. - А что за мачта там торчит?
- Её построили, когда на нашей стороне установили мачту высотой в восемьдесят метров. – говорит ЧжуВон. – Не пожалели сил и металла, сделали её высотой в два раза больше нашей.
- Сто шестьдесят метров? – удивляюсь я и говорю. – Высокая…
- Там флаг один весит двести семьдесят килограмм. – сообщает ЧжуВон.
Упадёт с такой высоты – убьёт. Даже не убьёт, в лепёшку превратит…
В общем, ничего интересного. – делаю я для себя вывод, ещё раз оббежав взглядом деревню. – Из миномётов никого не расстреливают, на мачте никто в петлях не болтается. Скукота…
(позже. После возвращения со смотровой вышки в часть. ЧжуВон и ЮнМи идут рядом)
- Ты не могла использовать другие слова? – спрашивает меня ЧжуВон, воспользовавшись тем, что съёмочная группа отстала, замешкавшись с выгрузкой из машины и мы остались как бы без могущих услышать наш разговор.
- Какие ещё – другие слова? – не понимаю я.
- Я говорю о твоей песне – «Ураган». Там, где страсть захлестнула тебя в каких-то римских развалинах.
Повернув голову непонимающе смотрю на него. Что ему надо?
- Что не так там со словами?
- Не так, то, что у тебя есть официальный жених. – объясняет он мне. И когда в твоей песне есть слова о любви, они автоматически трактуются как наши с тобой отношения или описание каких-то событий, случившихся у нас с тобой. Поэтому, я тебя спрашиваю – у тебя что, других слов не нашлось? Обязательно эти нужно было использовать?
Если бы я искал слова на замену имеющимся, я бы точно никуда тогда бы не успел. - думаю я. – Но не объяснять же этот неудобный факт обиженному «официальному жениху»? Что говорить? А что говорить? Не нужно ничего говорить. Нужно включать режим – «я девочка морозная, стервозная».