Дальше – хуже. Я не только не понимаю, что он сказал, мозг отказывается интерпретировать ситуацию. С запоздание обнаруживаю свое местоположение и понимаю, что больше не могу доверять ни вестибулярному аппарату, ни внутреннему ориентированию в пространстве.
Когда кимпуруша напала, у меня было два варианта: атаковать ее или защищать его. Инстинкт дал сбой и выбрал второе. Поэтому, когда шок от колдовства проходит, нахожу себя вжавшейся в грудь колдуна. Я подставила спину под удар противника, чтобы защитить жизненно важные органы своего спутника.
Мужчина больше не держится за меня, чтобы не упасть. Он удерживает меня, чтобы не упала я! В то время, как другой рукой он продолжает колдовство.
Я не в порядке. Я повреждена.
Сначала Древний, теперь вот это. Мои рецепторы забиты. Глупо было считать, что ночное месиво и количество выплеснутой энергии не повлияет на человеческий организм.
– Колдун вступил на территорию нома! – тем временем продолжает разоряться дама, не подозревая, что существо рядом с ней теряет целостность личности. – Как ты посмел осквернить священную землю древней расы кимпуруш, проклятое создание!
Мне доступна только часть обзора, но этого достаточно, чтобы заметить, как десятки кимпуруш, выбравшиеся на темную улицу, замерли в ожидании. Златокудрая главнее их всех, поэтому ни у кого не хватает смелости вступится за сильную самку. Они не боятся нас с колдуном, их останавливает ее гнев. И все же, в любой момент они сомкнут круг и набросятся на нас. Это станет фатальным ударом. Они превосходят нас количеством и жаждут выплеснуть ярость и страх, что пробудил в них Древний.
Колдовство, отделяющее нас от дамы, защищает мою спину, а не спину колдуна.
– Обращайся ко мне. – Тяжело роняю. – Не я его тварь, он мой колдун.
– Ты не тварь. –Тихо молвит мужчина.
Проглатываю оскорбление. Разве что чуть сильнее стискиваю ткань его плаща, жалея, что прямо сейчас не имею возможности оставить царапины на его коже. Подумаешь, он и так весь переломан. Даже не заметил бы.
– Будешь продолжать уверять, что он твой? – Ярость златокудрой замирает вместе с ней. Дама демонстрирует искреннее удивление. Даже будто немного сочувственное. – Он околдовал тебя, оскверненное дитя.
Испускаю короткий рык, чем вызываю раскатистый звонкий смех чистокровной самки.
– Это тут при чем? – не понимает полуживая ошибка человечества в виде колдуна.
– Вопрос ответственности, – успокоившись произносит женщина. – Ты подчинил ее и наказание понесешь ты. Она же получит клеймо жертвы. Таких не трогают.
– И прав у них становится столько же, как у тех, кого продают на фабрику, – вношу замечание. Удушливая гарь, клубы дыма, запах пота и звук бесперебойного молотка доносятся до меня образами даже спустя столько лет. Они въелись в подкорку растаявшего сознания так плотно, что мне не приходится их вытаскивать из закромов.
– Если же она доминирует над тобой, – продолжает кимпуруши, не подтверждая и не опровергая мои слова, чего вполне достаточно, чтобы сделать выводы, – и по какой–то причине призвала тебя на территорию нома, спрос будет с нее. Ты же… – женщина прижимает блестящий коготок с темными пятнами подпалин от колдовства к пухлым чувственным губам. – Номарх изучит твое дело и примет взвешенное и справедливое решение.
Здесь не требуется обостренное чутье, чтобы распознать ложь.
Но мой спутник особенный, с набором уникальных отклонений.
– Тогда я… – начинает было мужчина, и тут же ощущает ногти (не когти! пусть будет благодарен), впившиеся в его грудь.
– Мой колдун. – Следовало бы издать собственнический рык, но мастерства не хватает, чтобы сделать его искренним. И так с трудом сдерживаю тошноту. – Мой.
– Айла, – предупреждающе вопрошает колдун.
Вылавливаю из памяти его имя.
– Вик. – Получается нескладно. Его имя скользит по нервам, сжимает горло и вспышкой подожженного пороха отдается в голове.