Система Делсарте, которую Айседора изучала в детстве, была, видимо, значительно измененным учением французского маэстро. Когда Дунканы подросли, они под влиянием Делсарте создали композицию, где молодые люди с жестами, которые они полагали соответствующими теории Делсарте, декламировали стихи, а девушки в греческих одеяниях20, белых париках и с выбеленной кожей принимали классические позы21. Видимо, воспоминания об этих представлениях позволили Айседоре в 1925 году сказать своему молодому другу, журналисту Уолтеру Шоу, что она «изучала Делсарте» и ничего у него не поняла22. Однако она так не думала, когда росла в Сан-Франциско. Более того, она напечатала на своих визитных карточках «Профессор по Делсарте», в чем призналась тому же Шоу23.
Танцевальные классы Дунканов процветали, и, по счастью, вскоре у них появилось достаточно большое помещение. Это был внушительный дом на углу Саттер и Ван-Несс-стрит24 в Сан-Франциско, который Джозеф Дункан, поправив свои материальные дела в Лос-Анджелесе, решил купить для своей бывшей семьи. Однако, памятуя о прежних неудачах, он оставил право собственности за собой25.
По словам Айседоры, после развода Дункан совершенно исчез из жизни своих детей, и она не сохранила о нем никаких детских воспоминаний за исключением одного случая, произошедшего, когда Айседоре было семь лет. Однажды, как вспоминает Айседора, незнакомец в высокой шляпе попросил проводить его в квартиру миссис Дункан.
«Я — дочка миссис Дункан», — ответила я.
И вдруг он схватил меня на руки и, плача, стал осыпать поцелуями. Я была потрясена происходящим и спросила его, кто он такой. На это он ответил со слезами на глазах: «Я твой отец».
Я была в восторге от такой новости и бросилась сообщать об этом своей семье: «Там человек, который говорит, что он мой отец!»
Миссис Дункан сначала испугалась и не захотела видеть бывшего супруга, но потом передумала и разрешила детям познакомиться с ним. Айседора, к своему большому облегчению, обнаружила, что ее отец оказался не только весьма представительным мужчиной, но и обаятельным. И она полюбила его26.
Через несколько лет после этой встречи, в 1893 году, когда Айседоре было уже шестнадцать, Дункан купил семье дом. Это было очень красивое здание с большими танцевальными залами и каминами. Для детей Дункан, которые выросли в крохотных комнатушках, он казался настоящим дворцом. Ко всему прочему, в доме был тайник или, по крайней мере, достаточно просторное место между стенами, где могли прятаться юные Дунканы27. Во дворе размещались теннисный корт, ветряная мельница и конюшня. Августин переоборудовал конюшню в театр, на сцене которого играл роль Рипа Ван Винкля, приклеив бороду, сделанную из мехового коврика28. Воодушевленные успехом этого представления, Дунканы поставили еще несколько спектаклей, успех которых позволил семейной труппе отправиться с гастролями по побережью. Дунканы были полны решимости стать профессиональными артистами.
В 1894 году, когда семья жила в Сан-Франциско, младшая из Дунканов была впервые упомянута в издании Лэнгли «Городской справочник Сан-Франциско» под именем, которое впоследствии получило мировую известность: «Мисс Айседора Дункан. Преподаватель танца».
Вскоре после этого Джозеф Дункан вновь потерпел финансовый крах, и дом пришлось продать. Но он сослужил свою службу, дав семье некоторую передышку от бедности и неустроенности. И Дунканы всегда с благодарностью вспоминали два года, проведенные в нем.
ВРЕМЯ ТЕАТРАЛЬНОГО УЧЕНИЧЕСТВА
1895–1899
Потеряв дом, Дунканы решили предпринять энергичные шаги, чтобы поправить свое материальное положение. Айседора обратилась к менеджеру гастролировавшей в Сан-Франциско труппы с просьбой о встрече. Он скептически смотрел на нее, пока она танцевала на пустой сцене под «Песню без слов» Мендельсона, а потом сказал ее матери: «Для театра это не годится. Скорее это подойдет для церкви». Хотя он и ошибался относительно возможностей ее коммерческого успеха, но довольно точно определил основной импульс искусства Айседоры. Позднее она писала: «Искусство, не несущее в себе религию, является не более чем товаром». И еще: «Мой танец — не порождение тела, а порождение духа. Мое тело движется, потому что им движет душа». Расстроенная, но тем не менее полная решимости, она пришла к выводу, что если в Сан-Франциско ей ничего не светит, то стоит попытать счастья где-нибудь в другом месте. И она убедила свою несколько удивленную, но уступчивую мать поехать с ней в Чикаго.
Просто удивительно, как часто Дора Грей-Дункан, женщина с достаточно сильной волей, чтобы отвергнуть свое религиозное воспитание и развестись с мужем, соглашалась на все предложения своих детей. Она относилась к ним скорее как старшая сестра, всегда готовая присоединиться к любой затее младших, а также доверить им все секреты. Возможно, из-за своего одиночества и неумения устроить жизнь она просто привыкла обращаться к ним за советом. А может быть, у нее была склонная к риску натура. Так или иначе, она никогда не отвергала никаких предложений, ссылаясь на финансовый риск, тем более что им нечего было терять. Более того, она была готова на все, лишь бы жизнь ее детей сложилась счастливо. Все их желания были ее желаниями, а их победы — ее победами.
Итак, миссис Дункан и ее восемнадцатилетняя дочь приехали в Чикаго в июне 1895 года, оставив остальных в Сан-Франциско. Весь их нехитрый багаж состоял из небольшого чемоданчика с небогатыми пожитками и нескольких старомодных украшений. Наличными у них имелось 25 долларов. Пока Айседоре не удалось получить работу, они свели свои потребности к минимуму. Позже Айседора писала: «Я не могу смотреть на улицы Чикаго без щемящего чувства голода». По счастью, у нее были с собой рекомендательные письма из Пресс-клуба Сан-Франциско и Чикаго. Айе Флеминг, член чикагского клуба, рекомендовал двух женщин кружку «Олд Богемия», в который входили писатели, актеры, музыканты и художники. Там Айседора подружилась со многими людьми, один из которых привел ее к Чарльзу Феа, менеджеру «Масоник Руф гарден»1. Она показала Феа свои танцы и получила трехнедельный контракт с зарплатой 20 долларов в неделю. Объявленная как «Калифорнийский фавн», она по рекомендации менеджера исполняла под «Весеннюю песню» Мендельсона свой сольный танец, являвший собой нечто остренькое с притопываниями и ужимками.
Появление Айседоры в «Олд Богемия» обернулось для нее гораздо большим, чем просто получение работы. Здесь она познакомилась с человеком, который впоследствии стал для нее очень важен. Это был рыжий, бородатый, сорокапятилетний поляк по имени Иван Мироски, писатель и художник, который вел довольно беспорядочный образ жизни, занимаясь в Чикаго каким-то неопределенным бизнесом. Мироски обожал молодую танцовщицу и время от времени приглашал ее с матерью на ужин или вывозил их на пикник в окрестности Чикаго. Во время долгих прогулок Айседора и Мироски прониклись друг к другу доверием, и вскоре она уже не могла обходиться без его общества. Мироски, в свою очередь, влюбился в нее и однажды, когда они остались наедине, попросил ее руки. Ведомая страстью и нежностью, которую страсть рождала в ней, представляя их совместную жизнь как романтическую идиллию, Айседора дала согласие.