совета ограничить их произвол, они укрепляли свои замки, увеличивали
число вассалов, принуждали к повиновению и вассальной зависимости всю
округу; каждый феодал стремился собрать и возглавить такое войско, которое дало бы ему возможность стать влиятельным лицом в приближающихся
государственных потрясениях.
Чрезвычайно непрочным стало в ту пору положение мелкопоместных дворян, или, как их тогда называли, франклинов, которые, согласно букве и духу
английских законов, должны были бы сохранять свою независимость от тирании крупных феодалов. Франклины могли обеспечить себе на некоторое время спокойное существование, если они, как это большей частью и случалось, прибегали к покровительству одного из влиятельных вельмож их округи, или
входили в его свиту, или же обязывались по соглашениям о взаимной помощи и защите поддерживать феодала в его военных предприятиях; но в этом
случае они должны были жертвовать своей свободой, которая так дорога сердцу каждого истого англичанина, и подвергались опасности оказаться вовле-ченными в любую опрометчивую затею их честолюбивого покровителя.
С другой стороны, знатные бароны, располагавшие могущественными и раз-нообразными средствами притеснения и угнетения, всегда находили предлог
для того, чтобы травить, преследовать и довести до полного разорения любого из своих менее сильных соседей, который попытался бы не признать их
власти и жить самостоятельно, думая, что его безопасность обеспечена лояль-ностью и строгим подчинением законам страны.
Завоевание Англии норманнским герцогом Вильгельмом 2 значительно усилило тиранию феодалов и углубило страдания низших сословий. Четыре поколения не смогли смешать воедино враждебную кровь норманнов и англосаксов или примирить общностью языка и взаимными интере-сами ненавистные друг другу народности, из которых одна все еще упива-лась победой, а другая страдала от последствий своего поражения. После
битвы при Гастингсе 3 власть полностью перешла в руки норманнских дворян, которые отнюдь не отличались умеренностью. Почти все без исклю-чения саксонские принцы и саксонская знать были либо истреблены, либо
1 Генрих II Плантагенет — английский король (1154 –1189). Провел ряд реформ
с целью укрепления королевской власти и ограничения феодальных междоусобиц.
2 Норманнский герцог Вильгельм (1066 –1087) — первый английский король из
среды завоевателей-норманнов, прозванный Вильгельмом Завоевателем.
3 Битва при Гастингсе — 14 октября 1066 г. в сражении при Гастингсе высадивши-еся в Англии норманнские войска герцога Вильгельма разгромили англосаксонское
войско короля Гарольда. С этого времени в Англии установилось господство норманнов.
глава i
25
лишены своих владений; невелико было и число мелких саксонских соб-ственников, за которыми сохранились земли их отцов. Короли непрестанно стремились законными и противозаконными мерами ослабить ту часть
населения, которая испытывала врожденную ненависть к завоевателям.
Все монархи норманнского происхождения оказывали явное предпочтение своим соплеменникам; охотничьи законы и другие предписания, от-сутствовавшие в более мягком и более либеральном саксонском уложении, легли на плечи побежденных, еще увеличивая тяжесть и без того непосильно-го феодального гнета.
При дворе и в замках знатнейших вельмож, старавшихся ввести у себя
великолепие придворного обихода, говорили исключительно по-норманно-французски; на том же языке велось судопроизводство во всех местах, где от-правлялось правосудие. Словом, французский язык был языком знати, рыцарства и даже правосудия, тогда как несравненно более мужественная и выра-зительная англосаксонская речь была предоставлена крестьянам и дворовым
людям, не знавшим иного языка.
Однако необходимость общения между землевладельцами и порабощен-ным народом, который обрабатывал их землю, послужила основанием для по-степенного образования наречия из смеси французского языка с англосаксон-ским, говоря на котором, они могли понимать друг друга. Так мало-помалу
возник английский язык настоящего времени, заключающий в себе счастли-вое смешение языка победителей с наречием побежденных и с тех пор столь
обогатившийся заимствованиями из классических и так называемых южно-европейских языков.
Я счел необходимым сообщить читателю эти сведения, чтобы напомнить
ему, что хотя история англосаксонского народа после царствования Вильгельма II 1 не отмечена никакими значительными событиями вроде войн или мя-тежей, все же раны, нанесенные завоеванием, не заживали вплоть до царствования Эдуарда III 2. Велики национальные различия между англосаксами и их
победителями; воспоминания о прошлом и мысли о настоящем бередили эти
раны и способствовали сохранению границы, разделяющей потомков победо-носных норманнов и побежденных саксов.
Солнце садилось за одной из покрытых густой травой просек леса, о котором уже говорилось в начале этой главы. Сотни развесистых, с невысокими
стволами и широко раскинутыми ветвями дубов, которые, быть может, были
свидетелями величественного похода древнеримского войска, простирали
свои узловатые руки над мягким ковром великолепного зеленого дерна. Местами к дубам примешивались бук, остролист и подлесок из разнообразных
1 Вильгельм II Рыжий — английский король (1087–1100), правление которого
отличалось деспотизмом.
2 Эдуард III — английский король (1327–1377); в правление Эдуарда III началась
Столетняя война.
26
айвенго
кустарников, разросшихся так густо, что они не пропускали низких лучей заходящего солнца; местами же деревья расступались, образуя длинные, убега-ющие вдаль аллеи, в глубине которых теряется восхищенный взгляд, а воображение создает еще более дикие картины векового леса. Пурпурные лучи
заходящего солнца, пробиваясь сквозь листву, отбрасывали то рассеянный
и дрожащий свет на поломанные сучья и мшистые стволы, то яркими и свер-кающими пятнами ложились на дерн. Большая поляна посреди этой просеки, вероятно, была местом, где друиды 1 совершали свои обряды. Здесь возвышался холм такой правильной формы, что казался насыпанным человеческими
руками; на вершине сохранился неполный круг из огромных необделанных
камней. Семь из них стояли стоймя, остальные были свалены руками какого-нибудь усердного приверженца христианства и лежали частью поблизости
от прежнего места, частью — по склону холма. Только один огромный камень скатился до самого низа холма, преградив течение небольшого ручья, пробивавшегося у подножия холма, — он заставлял чуть слышно рокотать
его мирные и тихие струи.
Два человека оживляли эту картину; они принадлежали, судя по их одежде и внешности, к числу простолюдинов, населявших в те далекие времена
лесной район западного Йоркшира. Старший из них был человек угрюмый
и на вид свирепый. Одежда его состояла из одной кожаной куртки, сшитой
из дубленой шкуры какого-то зверя, мехом вверх; от времени мех так вы-терся, что по немногим оставшимся клочкам невозможно было определить, какому животному он принадлежал. Это первобытное одеяние покрывало
своего хозяина от шеи до колен и заменяло ему все части обычной одежды.
Ворот был так широк, что куртка надевалась через голову, как наши рубаш-ки или старинная кольчуга. Чтобы куртка плотнее прилегала к телу, ее пере-тягивал широкий кожаный пояс с медной застежкой. К поясу была приве-шена с одной стороны сумка, с другой — бараний рог с дудочкой. За поясом
торчал длинный широкий нож с роговой рукояткой; такие ножи выделы-вались тут же, по соседству, и были известны уже тогда под названием шеф-филдских. На ногах у этого человека были башмаки, похожие на сандалии, с ремнями из медвежьей кожи, а более тонкие и узкие ремни обвивали икры, оставляя колени обнаженными, как принято у шотландцев. Голова его была