— Будешь жить с… с… с Рэгной Мостафа! — решила комендантша, недолго поразмыслив. — Она приедет послезавтра, но ты уже можешь заселяться. Комната номер тринадцать. Сама поймешь, какая кровать свободна.
Мадам Леонелла вернулась к гимнастике, а отец велел слугам принести мои вещи и отвел меня к той самой тринадцатой комнате.
— Ну что ж, Айви, пришло время прощаться, — вздохнул он, остановившись у двери. — Не подведи меня. Ты — будущее нашего рода.
После коротких объятий он ушел, и я с тоской взглянула на цифры, криво выцарапанные на деревянном полотне. Здесь мне предстоит жить ближайший академический год. Если, конечно, меня раньше не отчислят, что, естественно, станет трагедией глобального масштаба для отца.
Прогнав подобный исход перед глазами, я передернула плечами и хотела уже было взяться за дверную ручку, как кто-то толкнул меня в спину, с пренебрежением пискнув визгливым голосом:
— Сгруппируйся, желторотая! Ты не одна в общаге живешь!
Я резко обернулась и сжалась под атакой мужских карих глаз.
Кривляющаяся цыпочка, которую этот грубиян обнимал одной рукой за шею, насмешливо фыркнула.
Форма на ней была, как минимум, на размер меньше. Очевидно, эта выскочка нарочно так одевалась, чтобы подчеркивать все выпуклости и вогнутости своей стройной по среднестатистическим человеческим меркам фигуры. Ростом-то природа ее обделила. Чуть выше полутора метров, и это вместе с каблуками. Но дерзко красивая и стильная. И с волосами умела работать, и идеальный макияж наносить. В общем, на что мозгов хватало.
Посочувствовав ее недоразвитости, я вновь перевела взгляд на высокого блондина с небрежно растрепанной шевелюрой. Наглец был прекрасно осведомлен в непревзойденности своего генофонда. Знал, как смотреть, чтобы собеседник терялся с ответом. Когда и как улыбаться. Да и за телом следил. Обтягивающая майка и шорты до колена отлично демонстрировали каждую мышцу рук, груди, ног. Вероятно, ежедневные подтягивания, бег, отжимания. Я таких самолюбов насквозь видела. Себя он за шею так удушающе бы не обнимал, как эту хихикающую дурочку, таявшую от его повышенного внимания.
Презрительно усмехнувшись, он спросил низким, грудным голосом:
— Нравлюсь?
— Ой, Астар! — Кукла положила свои короткие пальчики на его грудь. — Я тебя умоляю! Не своди желторотую с ума, а то лишишь ее покоя. Начнет по ночам к тебе в окна лазать.
— Любви все особи покорны, — сумничал он. — И мелкие мышки, и общипанные пташки, и немые рыбешки. Пусть влюбляется. Практика ей не помешает.
— Эта рыбешка все чешуйки сожжет в твоем огне.
— Поступая сюда, следовало реально оценивать свои силы, — добавил этот Астар, еще раз мазнув по мне взглядом. — И правда — рыба. Будь осторожней, мелкая. Тут хватает клыкастых крокодилов.
— Да, — согласилась я, — с двумя я только что познакомилась, — и переключила все внимание на подошедших с моими вещами слуг.
Учтиво мне поклонившись, они внесли весь багаж в комнату, заставив моих новых «друзей» сдвинуться в сторону.
Выпроводив слуг и хлопнув дверью перед важными моськами, я позволила себе выдохнуть. О том, с какими выпендрежниками мне светит тут учиться, отец не предупреждал. Исключительно одобрял всю студенческую жизнь в академии.
Тем не менее, мне предстояло здесь учиться, практиковаться, заводить знакомства и становиться гордостью отца и завидной невестой для настоящего принца.
Не жизнь, а сказка…
[1] Марселинка — здесь: русалка, сирена
Глава 2
Комната, куда меня как пальцем в небо заселила мадам Леонелла, оказалась весьма своеобразной. Половина, занятая моей соседкой, вызвала у меня кратковременную потерю дара речи. Это был самый настоящий музей наистраннейших вещей, какие мне доводилось видеть. Оба книжных стеллажа были от пола до потолка забиты флаконами с зельями разного цвета, подтаявшими свечами, перьями птиц от воробья до павлина, пучками трав, косточками мелких животных, наполненными чем-то мешочками, свитками и камнями. Но самым экзотическим тут был человеческий череп и самодельные тряпичные куклы с жуткими лицами.