Однако я не знала, что будет дальше. Не знала, каким будет мой ответ… Да, безусловно, Эрриан постепенно покорял меня, словно крепость. Делал осторожные (а иногда и не очень) шаги, чтобы сблизиться. И я позволяла это. Чаще всего из-за глухой тоски в сердце, из-за желания почувствовать, что я не одинока, что кто-то меня ценит. Как оказалось, это очень теплое чувство. Заледеневшее, казалось бы, сердце вновь начинал таять, но я не могла сказать, хорошо это или плохо.
Потому что все еще склонялась к отрицательному ответу на главный вопрос Себастьяна.
Почему? Страшно. Что опять будет больно, обидно. Очень вероятно, что он также быстро остынет, а как мне потом собирать свое сердце? Или еще хуже — Себастьян все-таки вспомнит, и нам придется поговорить об этом. Может быть, он разочаруется, когда поймет, что уже использовал меня. Или захочет сделать это вновь, а потом бросить. Отомстить за то, что тогда я ушла раньше, чем он наигрался.
— Ты опять витаешь в облаках, — протянул Эрриан, напоминая о себе.
Я провела рукой по щеке и посмотрела на серое небо.
— Знаешь, у меня что-то нет настроения сегодня гулять, — сказала я, не поворачиваясь к нему. — Ничего, если мы встретимся в следующий раз?
— Конечно, Рейвен, — легко согласился Эрриан, — но я провожу тебя до академии, не против? На всякий случай.
***
— Что это? — переспросила я, хотя понимала, что за лист держу в руках.
Том растерянно пожал плечами. Он старательно отводил глаза, понимая, что разозлить меня сейчас может любая мелочь.
— Я сам узнал об этом, лишь когда Берта передала вам письмо, — признался он.
Я глубоко вздохнула, стараясь сдержать ярость. Опустила глаза и еще раз пробежалась по изящным строчкам.
— Значит, до сведения моего они доводят, — процедила я, сжимая руки в кулаки. Мятое письмо загорелось синим пламенем и пеплом опустилось на ковер. Посмотрев на Тома, прищурилась и выплюнула: — Ну и кто же из преподавателей выражает сомнения в моей компетентности, а?!
Том еще раз опасливо пожал плечами:
— Вы же знаете, ректор Маринер, что жалобы в Совет Вандеи практически всегда рассматриваются анонимно. Кто донес Совету, известно только Совету.
— Нечего доносить! — воскликнула я, но, резко выдохнув, взяла себя в руки. — Ничего компрометирующего я не делала. То, что некоторые работники академии недовольны… как там было написано?.. «невыгодными союзами с неприемлемыми целями, основанными на моей личной приязни»… Идиотская формулировка!
— Ну как-то же они должны были обозначить то, что вы пытаетесь наладить отношения со светлыми, — усмехнулся Том. — Причем чтобы звучало это аморально.
— Но звучит глупо, — мотнула головой я и нахмурилась. — Тем не менее, если Совет прислал мне предупредительное письмо, то вскоре стоит ждать проверку. Проследи, чтобы все документы были в порядке. Я присмотрю за студентами и преподавателями.
Том кивнул и поспешно вышел из кабинета, оставив меня с моей яростью наедине. Мои же! Преподаватели, с которыми я несколько лет работала бок о бок! Поверить не могу, что кто-то из них мог на меня пожаловаться.
Очевидно. Что среди недовольных — Нерибас, этот старик был закоренелым консерватором, и примирение со светлыми подействовало на него, как красная тряпка на быка. Но жалобу одного преподавателя не восприняли бы настолько серьезно, чтобы Совет вдруг отправил мне это письмо с предупреждением. Значит, как минимум пять или шесть преподавателей. Или не только. Может, еще и деканы. Или другие работники академии.
Уверена я могла быть, пожалуй, только в горстке людей: Эдгар и Архелия Марибо, Джон Кормак, Ричард Верделет и Калиса Филикс. Остальным я если хотела доверять, то не могла.
— Спокойно, Рейвен, — проговорила я, откидываясь на спинку кресла и настойчиво расслабляя спину. — Ты знала, что такое может случиться.
Ну конечно, знала. Была готова к отрицательной реакции студентов и преподавателей. Но одно дело, когда недовольство пассивное, другое — когда жалуются в правящий орган Вандеи. Проверки от Совета никого не обрадуют, а многим даже затруднят работу.
Следующая мысль заставила негромко рассмеяться: интересно, а пожаловались ли преподаватели светлых на Эрриана? Он об этом не говорил, он вообще о проблемах на работе предпочитает не говорить, только о хороших моментах.
Хорошо, справимся. В первый год моей работы Нерибас и ему подобные чуть ли не ночевали под дверьми Совета, и ничего, справилась.
Резко поднявшись, я вышла из кабинета, желая прогуляться по коридорам академии.
Сейчас была пара, все студенты были в аудиториях. Я медленно брела по длинному коридору. Двери в кабинеты сменялись картинами на стенах, потом опять двери. Мои тихие неторопливые шаги в пустом коридоре звучали громогласно, но голоса преподавателей заглушали их. Где-то звучал подкрепленный магией голос, кто-то и самостоятельно вполне успешно доносил информацию.