Тем – или кем? Все, что придавало жизни смысл, - брат, любовь Амелии, - разве то были не настоящие жертвы?
- Наверное, я перестал понимать, ради чего мы сражаемся, - проговорил Тристан медленно, с трудом. Каждое слово – крик души, и каждое из них, - вызов отцу, для которого колебание - предательство. - Вы говорите – ради нашей семьи. Но что от нее осталось? Мать... больна, - Заперта в своих комнатах под неусыпным наблюдением лекарей, запретивших любые визиты. - Марка... - Он заставил себя произнести это вслух. - Марка больше нет. А я… мне ничего уже больше не нужно.
— Это что, жалость к себе? – Голос отца полыхнул гневом. – Ты смеешь пускать сопли, здесь, глядя мне в лицо – в то, что от него осталось? Щенок, мальчишка, здоровый и крепкий, которому все подносили на серебряном блюде. Забыл, с кем говоришь?!
- Как я могу, отец?! Я знаю, чего вам стоит каждый вздох. И я готов был на все, потому что надеялся, что это сделает вас счастливым. Но с каждым днем мне все меньше верится, что это возможно.
– Счастье! - Отец фыркнул. - Оно не для таких людей, как мы. Счастье - привилегия мещан и бабенок, муха-однодневка. Единственное, ради чего стоит жить, - чтобы оставить в мире свой след, изменить его по своему образу и подобию.
- След… или шрам?
- Не все ли равно? Главное, чтобы он остался на века.
Тристан смотрел на отца, и словно впервые видел по-настоящему. Он мечтал спасти его – только было ли, что спасать?.. И уж не Тристану под силу сотворить подобное чудо. Он мог лишь погибнуть вместе с отцом: два мертвеца на погружавшемся в пучину корабле под названием Род Веларес.
Но мертвые не должны приносить в жертву живых. Это противно законам природы.
- Вы - великий человек, отец, я в этом не сомневаюсь, как все, кто вас знает. А я, похоже, сделан из материала попроще. Куда мне менять вселенную, когда не могу разобраться с собственной жизнью.
Отец слегка подался вперед – усилие, наверняка причинившее боль.
- Все, что от тебя требуется, это следовать моим указаниям, - Сейчас он просил, почти умолял. - Стань моим верным орудием, моей правой рукой, и вместе мы будем непобедимы! Пути назад нет – ни для кого из нас! - В его словах была мощь Силы и абсолютной уверенности.
Прежний Тристан упал бы перед ним на колено и поклялся в вечной верности. Но что-то удерживало, сомнение, парализующее, как яд кураре.
- Скажите же, в чем ваш план! Чтобы я знал, под чем должен подписаться кровью. Своей и чужой.
- Тебе должно бы хватить веры, чтобы идти за мной слепо… - На обгорелом лице проступало презрение. - Ты не доказал, что заслуживаешь знать тайны, от которых зависит судьба страны и мира. Скорее, наоборот. - Отец откинулся на спинку кресла. – Что ж, иди и хорошенько подумай. Времени почти не осталось. Не разочаруй меня, сын… Поверь, это последнее, что тебе стоит делать, - Прозвучало почти как угроза.
- Сдается мне, об этом беспокоиться поздно.
Если отцу нужно, чтобы я умер за него, он знает, где меня найти. Но жить я так больше не могу.
Тристан подошел к двери, заметив с отвращением, что по доскам ползут рядком, точно муравьи, пять паучков, поднимаясь снизу-вверх. Дернул на себя ручку – но не тут-то было.
Отец.
– Скажи откровенно – когда ты отсутствовал в Академии, ты был с ней? Где она?
Значит, ему известно. А раз известно, это значит…
- Сожалею, отец, но леди Ада предпочитает проводить свободное время без меня, - обронил сухо, оглянувшись на отца.
Тот нахмурился, словно бы удивленный ответом, однако ничего не сказал. Давление Силы исчезло, дверь подалась, едва не ударив. Тристан был свободен.
Свободен – и пуст.
Он вышел во двор, и долго стоял там, не двигаясь с места. Сложно сделать даже шаг, когда тебе некуда идти.
Ему казалось, что его воля – из стали, а оказалось, изо льда. Немного тепла – поцелуи Амелии, эти дни рядом с Адой, поддержка друзей – и то, что казалось непреложной истиной, начало таять, пока в руках не осталась лишь крошечная льдинка.