Чёрная дверь – символ Туманных и Грозовых пределов, что защищают Звездомирье от страшного и скрытого мира жутких созданий, которые иногда проявляются в «трещинах» в особые периоды года: когда в середине осени на землю опускаются туманы, и весной, во время сильных гроз.
Одного из темномирцев Лисса видела в сфере. Он утверждал, что Чёрная дверь – это дверь правды. Наверное, той самой, где звездомирцы живут в спокойствии и гармонии, пока жуткие создания блуждают под боком, заманивая неудачливых путников.
И возможно живут проклятиями в крови аэронавтов?
– Глупости, – возразила себе же Лисса, слепо вглядываясь в темноту, сквозь которую едва прорезалось свечение уличного фонаря. – Проклятия появляются не из–за темномирцев.
Пальцы ужасно мерзли. Тело потряхивало от холода. Голоса в холле не утихали, забирая всякое желание вернуться в призрачное тепло замка. И ладно, Лисса всё равно не смогла бы уйти в комнату, зная, что Тэй остался на улице.
– К урфу всё!
Не время для рефлексии.
Лисса сжала жетон, упёрлась лбом в колени, пряча руки, и погрузилась в сферу.
– Ищущий.
Вдох.
Выдох.
Под ногами вспыхнула круглая платформа. Тёмно–синий круг платформы обрёл сеточку света, тянущегося ободком.
Лисса потопталась на месте, с удивлением разглядывая новшество. Потом бросила короткий взгляд на Белую дверь. Безумно хотелось войти в неё и проверить, может Энджелиас все ещё там? Может, противная неофея исчезла, вернув на место настоящего друга аэронавтки?
Забудь, Лисса. Двери!
Сиреневая.
За ней можно узнать чей–то секрет. Тэй разрешил увидеть свой.
Путь свободен.
Зелёная.
Что–то внутри продолжало содрогаться при взгляде на выцарапанную надпись.
«Мне жаль, что я не могу тебя любить».
Лисса очень долго отрицала это воспоминание. Скомкала, закопала глубоко–глубоко и закрыла на замок.
Игнорировать проблему легче, чем принять.
Девушка потеребила край рукава, на котором отсутствовал заштопанный шов и сделала неуверенный шаг к Сиреневой двери. Зелёная осталась за спиной.
Как глупо.
Лисса знала, что никого рядом нет, но чем ближе подходила к двери с загадками, тем отчётливее складывалось впечатление, будто чьи–то глаза прожигают в ней дыру. Тем тяжелее становилось сделать следующий шаг. Казалось, будто время становится вязким, а ноги топчут болотную жижу, делая переход по узкому мостику невыносимо сложным. Мысли Лиссы тянулись к Зелёной двери.
Мама, сколько тайн ты скрываешь?
Она почти добралась до желанной цели, когда почувствовала, как злость берёт над ней контроль.
Почему мать обвиняла её в своих ошибках и при этом ни разу не намекнула, как их исправить?
Очень медленно, будто находясь в плотном потоке воздуха, Лисса повернулась в сторону двери горечи.
«Мне жаль, что я не могу тебя любить».
«Ты прошла академию Изначального, мама. Неужели Он тоже оказался бессилен против проклятья, что отягощает род Серокрылых?»
Шаг.
«Ты была здесь. Ты пережила всё то, что переживаю я.»
Шаг.
«Зачем ты так сказала?»
Шаг.
«Почему это моя вина?»
Шаг.
«Какого урфа, мама?!»
Шаг.
Старая выцарапанная надпись мелькнула перед глазами.
Лисса моргнула, понимая, что стоит с занесенной рукой у Зелёной двери.
Нет, она сюда не хотела! Ей нужна Сиреневая.
Страх и злость вступили в яростную схватку.
Лисса знала наверняка, что за Зелёной скрывается фантом матери и ненавистное событие, отмеченное печатью горечи. У неё не было никакого желания переживать его вновь, но, в то же время, она никак не могла отмахнуться от слов Гаэля об Амалии.