Она не входила в Зелёную дверь. Не по своей воле.
Её втолкнули.
Там, за зелёной гладью, испещрённой трещинами, стоял аэронавт, силой окунувший её в воды горечи.
Мурашки пробежались по коже, предательски оседая холодным потом. Пальцы сжались в кулаки, болезненно впиваясь ногтями в кожу. Вместо привычного страха и безнадежности аэронавтка ощутила гнев.
– 57 –
Лисса вылетела из Зелёной комнаты с такой скоростью, будто у неё были крылья.
– Акиен!
Её громкий возглас эхом прокатился по пустоте зала. Тело колотила злость и желание немедленно поквитаться с обидчиком.
Ловко взбежав по мостику, девушка оказалась в центре круглого помоста. Её взгляд метался, выискивая изменения, что могли выдать присутствие непрошенного визитёра.
– Акиен!
Цветные двери продолжали хранить гробовое молчание, прячась в отполированной темноте сотканных из синего оникса стен.
Мог ли аэронавт быть за одной из них? Лисса свободно заходила к Тэю.
Открывал ли Акиен Белую дверь, чтобы узнать, как сильно Лисса скучает по давнему другу, что младше её едва ли не вдвое. Видел ли, как легко подавляла её неофея, чьё хрупкое строение не способно вынести высот Облачного Града? Узнал ли он, что притаилось за Чёрной?
Если Акиен кому–то расскажет о её сожжённых крыльях…
По залу пробежал холодок, заставляя вздрогнуть от жуткой мысли.
«Красную дверь нельзя открывать» – гласила надпись. Но что, если кто–то вроде Акиена заберётся в чужую сферу и нарушит запрет? Кто пострадает: он или его жертва?
Нет, он не откроет. Не посмеет. Он хочет жить, как и все остальные адепты проклятого факультета. Он бы не постеснялся узнать тайны Лиссы, зная, что ему за это ничего не будет, но своими перьями рисковать не станет. Он и Зелёную побоялся открыть, совершив подлость её рукой. Следом войти не посмел.
«Верно, – кивнула собственным мыслям Лисса. – Я смогла открыть дверь Тэя, только потому что он был за ней. Акиен же…»
– Улетел! – Прокричала она в пустоту зала, и в бессильной злобе стукнула кулаком по косяку Белой двери.
Изморозь кольнула пальцы. Холодок пополз по телу, остановившись где–то в районе висков. Девушка разжала ладонь и прильнула к двери всем телом. Лед коснулся разгоряченного лба. В голове стало проясняться. Постепенно разум обретал ясность, в то время как эмоции будто бы кристаллизовались. Не притупляя гнев, а замораживая до поры до времени.
Простояв так несколько минут, аэронавтка уже спокойней оглядела сферу.
Акиену не нужно заглядывать в её комнаты, достаточно прочитать надписи на дверях. Что он и сделал, когда выбирал для сокурсницы худший из вариантов. И он, и принц знали об академии гораздо больше, чем Лисса. Почти все знали больше, чем она.
Девушка задрала голову, всматриваясь во тьму несуществующего потолка. На мгновение ей показалось, будто в темном провале мелькнуло несколько звёздочек. Почти как тогда, на приеме у Маркиза, когда он показывал истину её крыльев.
Аэронавтка отвела взгляд, и вновь ощутила пробирающий до костей холод зачарованной двери. Вспомнилось испытание. Разговор с неофеей.
Мариэль всегда считала себя уникальной, но, как оказалось, таких наглых и бесцеремонных дюжина на каждом углу. Рано повзрослевшая неофея начала сильно проигрывать в отвратительности характера местным аэронавтам.
Разница лишь в том, что Лисса не смогла ей ничего ответить. Ни разу не попыталась себя защитить. Ни разу не дала бой, кроме той стычки с фантомом.
Прошлого не вернуть. Историю не переиграть. Но можно не допустить её повторения.
Взгляд скользнул к косяку Сиреневой двери.
– Ты за это ответишь, Акиен. – Пообещала Лисса. – Ищущий.
По стенам сферы пополз туман, а в следующее мгновение адептка уже вдыхала липкий воздух тумана.
Изо рта вырвалось облачко пара. Конечности задеревенели, а спина с трудом разогнулась. Пальцы перестали слушаться. Их едва удалось разогнуть, чтобы ухватиться за ручку. Мимолетный взгляд в отражение окна продемонстрировал последствия ночи: посиневшие губы, бледную, почти жемчужную кожу и яркие радужки глаз – сочная глубина предгрозового неба.