А вот какая-то поляна посреди почти непроходимых джунглей. Несколько поваленных деревьев, опутанных лианами. Уставшая Офелия, окруженная мужчинами. Неожиданно приходит понимание – это первый разговор о создании академии. В голове всплывает потайная дверь с тремя змеиными головами, высеченными на ее поверхности в каменно-земляном холме, куда я полезла ради интереса. Три головы – три основателя, а кристалл в оправе вместо ручки – символ их потерянной родины – Мерцающей Звезды. А еще – инсталляция на площади академии. В груди кольнуло. Остро.
Видение плавно перешло в следующее. Сердце сжалось в точку и замерло: принцесса священных лежала на земле. По ее белоснежному платью расползалось отвратительное, ужасающее своей безысходностью пятно. Эристел стоял перед Верховной жрицей Храма Времени на коленях, принимая из ее слабых рук сверток. Живой и мирно сопящий.
Офелия… Слезы набежали и, не задерживаясь, пролились. Омыв лицо, зависли на скулах – может что забыли? В груди расплескалась боль. Она поднималась волнами, накатывала приливами, но отхлынув на минуту, снова собиралась с силами и – пике. Боль пронзала раскаленной иглой. Пронзала насквозь. Она проникала во все клеточки, цепляясь за нервные окончания. Сейчас там, на лужайке лежала я, преданная и убитая. Из последних сил вглядывалась в глаза цвета мокрого асфальта. С надеждой. И мольбой. И без разницы, что сейчас, ни я, ни Офелия не имели физических тел - ощущения были настоящими.
Мимолетным фантомом пронеслась какая-то тень. Словно стертый ластиком рисунок. С него безжалостно удалили все линии. Вроде как стерли, но и лист чистым не назовешь. Рваные контуры, оставленные яростным росчерком графита, прослеживались в абрисах, продавленных на бумаге сильной рукой художника.
Присмотрелась, до слез напрягая глаза: какой-то молодой, тонкотелый, сильно загоревший мужчина. Он стоит на коленях перед четырьмя нагами, среди которых непробиваемо хмурый Эристел… Видение подернулось рябью, словно от брошенного в воду камня, и исчезло.
А потом были годы. Годы боли, печали и борьбы. Невыносимая тоска смуглого красавца с вьющимися волосами. Она выедала его изнутри. Его боль. Его смерть. И мое озарение, что за пирамида стоит на территории академии. Шантер! Двоюродный брат Эристела и мой… пра… дед? «Не бойся! – всплыло в голове. – Я не боюсь». Посвящение «ищущих» приобрело совершенно другую окраску.
Голова кружилась. Ответы рождали новые вопросы. На мягких кошачьих лапах ко мне подбирался эмоциональный раздрай. Где-то на периферии сознания увидела, как расползаются толстые, величественные тела нагов - кто куда. Уныло отблескивали в лучах солнца разноцветные чешуйки: «Король умер! Да здравствует король!» Их путеводная звезда погасла. Растерянные, иногда несдержанные и озлобленные, они шли за ней, за своей повелительницей. И только за ней! Теперь все были равны в выборе. И даже приближенные к Офелии, не могли заставить их подчиниться. Шантер с головой ушел в свое горе, скинув непосильную ношу разработки идеи академии на юного Эристела. Возможно, наги остались бы, и признали власть второй королевской ветви. Возможно… Но – нет! Я отчетливо ощущала их нежелание оставаться. Они обвиняли! Молча. Уходили кто куда, в поисках лучшей доли, без надежды когда-то вернуться домой. Их эмоции были разноречивы, и, окунись в них, я захлебнулась бы.
Остались единицы. Помогли в создании академии. Среди них была Новели Рас – совершенная девчушка. Младше Эристела год на семь. Она крутилась возле юноши, доверчиво заглядывая ему в глаза, и старалась быть максимально полезной. Совершенно неугомонное создание. Что значит «возраст взял свое»… Что? Я возвратила взор на малышку. Не может быть! Этого просто не может быть! Непонимание ударило по вискам. Растерянность. А эмораздрай домашним котом уже развалился на моих плечах и мурлычет на ухо, пуская по телу неумолимых термитов ужаса. Они грызут, упрямо продвигаясь к цели.
Кто-то там, извне, слишком сильно вцепился мне в руки. Нервно. Болезненно. Будут синяки! Меня старательно уводили в сторону. И я пошла. Дальше. Не сопротивляясь. Оставляя невыносимых тварей в растерянности. Все дальше. И дальше. Там были годы становления академии, поиски ребенка Офелии, которого Эристел сам и спрятал в далеком поселении людей. И снова годы печали и боли. И поиски. Далекие отголоски о тех, кто ушел.
Калейдоскоп времен завертелся колесом, стирая их последовательность и нумерацию, превращая в сплошной временной поток. Мурлыкающий ужас остался вдалеке и более не пугал меня. Теперь я подглядывала за метаниями Эристела в его бесконечных, как само время, поисках своей нареченной. Вокруг него толпами кружились обалденные женские особи, экземпляры изысканной красоты. Но Эристел, словно больной на транквилизаторах, холодный, как лед, и невозмутимый, как кладовщик, равнодушно держался на расстоянии от праздника жизни, где дамы сами танцуют кавалеров. Они меняли их, как перчатки. Роскошные, элегантные дамы, слегка вальяжные, уверенные в своей неотразимости и праве. Ни одна не задела сердце мужчины. Даже краешка. В нем, огражденное ото всех, лелеялось нежное чувство к неизвестной любимой, единственным внешним признаком которой была белая шкурка – первоначальный признак родственной связи с Офелией.