С каждой встречей всё тяжелей было им расставаться. Тогда Северный Ветер предложил возлюбленной покинуть царство Тьмы и уйти с ним в Свет. Покачала головой Богиня Грёз. Не может тьма быть в свете, зачахнет и исчезнет. Позвала она возлюбленного с собой во Тьму. Печально опустились его могучие плечи. Не может и свет жить во тьме.
И тогда решились они на дерзкое. Нарушили запреты и остались в серой пустоши, потому что жить друг без друга не могли.
За смелость благословила их сама жизнь, совершив обряд бракосочетания, смешав тьму и свет. И стали дни сменяться ночами, солнце луной, а серебряные звёзды — кучерявыми облаками.
Родился мир Сумрака, наполнился голосами новых народов и их деяниями. А в дар от влюблённых, мир получил искреннюю чистую любовь — истинную благодать от богов, которые умеют любить.
Я внимательно слушала напев Ириды и понимала, что помню совершенно другую историю. Когда она закончила, я воскликнула:
— Та, что грезит…так её называли. Не богиня Грёз, а та, что грезит. И умерли потом все. В головной убор той, что грезит, ревнивая соперница подложила ядовитую гадюку, которую создала из тьмы своего сердца и зависти к чужому счастью. Та, что грезит ушла за порог жизни, а Северный Ветер, не в силах снести разлуки, вскоре последовал за ней, откликаясь на зов души погибшей избранницы. Ирида, что такое «зов души»? и возможен ли он в реальности?
Дух библиотеки заинтересованно посмотрел на меня. Взмах золотых крыльев и Ирида уже удобно устроилась на тумбе, завернувшись в крылья как в плащ.
— И откуда ты такая умная взялась? — ехидно протянула она.
Откуда, откуда. Из болота вылезла.
— Молчишь? — нахмурилась Ирида, — тот, кто тебе рассказал другую версию легенды явно знал, что значит зов души. Спроси у него. Пусть ответит.
Спросила бы, да нет возможности. Данайна осталась там, в родовом поместье. В прошлой моей жизни.
— Не могу, — честно ответила я, — поэтому к тебе пришла. Если сама не хочешь помочь, то назови книги, где написано о зове души.
— Настырная. Сама я не хочу, — подчеркнув последнее слово, ответила Ирида, — поэтому ищи. Стеллаж номер триста шесть, полка один, третий ряд справа. Книга «Энтелехии, эманации и иерархия бытия». Удачи.
С этими словами Ирида исчезла, оставив после себя лёгкий аромат дождя в летнюю ночь и запах прибитой пыли.
Мне не оставалось ничего другого, как пойти искать книги, а затем по крупицам собирать информацию. Интересно, Ирида мне не дала ответ из простой вредности или потому что сама толком не знает? Хотя о чём это я. Ирида всё знает. Всё и обо всём. Просто вредина она, библиотечная.
Триста шестой стеллаж был сплошь покрыт толстенным слоем пыли. Полки, битком забитые всяческими философскими трактатами, равномерно окутанные седой порошей и изящной паутинной вязью. Всё это «богатство» — пыльно-паутинное — с радостью переместилось на меня, стоило только подойти и дотронуться до корешков книг. Дорога до этого места была долгой. Несколько раз пришлось возвращаться, потому что метки стеллажей оказались смазанными и я ошибочно свернула не туда.
Пару часов спустя я, грязная и уставшая, выползла из библиотеки, держа под мышкой пару увесистых томов под мышкой. Помимо «Энтелехий…» я прихватила и «Мифологию», чтобы изучить на досуге. Книги были новые, словно только-только из типографии, хотя слой пыли говорил об обратном.
Видимо, «Энтелехии…» и «Мифология» не пользовались почётом в Академии. До меня, эти книги вряд ли брали хоть пару раз, потому что страницы даже не были отогнуты и сохранили девственный вид.
Банку, с присмиревшей Лаской-жуком, я сунула в карман, чтобы не привлекать ненужного внимания. Это некроманты бродят по коридорам Академии со всякой живностью в руках. Отлавливают повсюду, приносят к себе, а потом умерщвляют, чтобы после воскресить и изничтожить. Навыки некромантские отрабатывают.
Лекарям не положено подобным заниматься. Для нас жизнь ценна сама по себе.
По коридорам я передвигалась очень осторожно, боясь напороться на кастеляншу или директора. Но всё было спокойно, так что я даже расслабилась. Очень хотелось есть, только вот соваться на кухню или в столовую было не целесообразно. Поэтому я легко стукнула ладошкой по карману с банкой и прошептала себе под нос:
— Всё ты, бестия! Обе голодать будем до утра. И чего ты взбеленилась?
Ласка сердито зажужжала и забилась в банке, звонко стукаясь о стеклянные стенки. На секунду мне стало её очень жалко и захотелось выпустить пленницу, но вспомнив, что по её вине мне придётся возвращаться в лечебницу, брать по четыре смены в неделю и тягать ненавистные утки, а потом мучиться от недосыпа на лекциях, как порыв тут же испарился. Я перехватила тяжёлые книги поудобней и решительно зашагала к себе.