Махнула рукой на прощание и вышла за дверь, провожаемая внимательным взглядом каджуна.
Чего это он так напрягся? Подумаешь егерь! Ерунда.
Знала бы я тогда, чем всё обернётся…
Гекатонхейр Бриарей привычно стоял на своём посту — на воротах Академии. Сторукий и пятидесятиголовый сын самого Неба и Земли надёжно защищал вход от проникновения. Моего в частности.
Со своих вылазок на болота, которые нередко заканчивались за полночь, я предпочитаю возвращаться другим путём. Через забор. Так же, как и сбежала днём из Академии.
Я скользнула в тень, проскочила дорогу и остановилась под забором.
Взобралась на высокий каменный забор, цепляясь за выступы в кладке и плети плюща. Перекинулась на ту сторону, цепляясь за край стены, и бесшумно спрыгнула на землю. Перебежала двор, обогнула стену жилого комплекса, а потом влезла к себе в комнату на втором этаже. Окно я никогда не запирала — то сбежать надо срочно, то вернуться ночью.
Студенческий люд уже спал.
Странно, обычно кто-нибудь всё время бродит ночами, списывает или обсуждает новости. А тут тишина, как в склепе.
Что случилось-то? Утром надо будет Шайю расспросить. Может опять комендантский час ввели? Кто-то подорвал очередной экспонат или ещё как-то набедокурил?
Разделась, прошла в душевую, засунула вещи в таз и залила отваром мыльного корня. Грязь сразу вступила в реакцию с отваром и зашлась густой пеной. В воздухе повис едкий запах.
Теперь даже псы Дикой Охоты не найдут на моей одежде следов Великих Болот, не то что имперские егеря — слабачки и взяточники.
Оставив вещи откисать, влезла под душ и пустила воду. Чуть тёплая, зараза. Опять иссякли горячие источники.
Надо будет к кастелянше подойти с презентом, чтобы на мою комнату подключила отдельный источник. Как раз завалялась коробочка засахаренных марципанов — а кастелянша очень их уважает. Она вообще внимание любит.
Кое-как отмывшись в прохладной воде, вылезла и сунула таз под душ. Пока в него набиралась вода, завернулась в полотенце и просушила волосы.
Достала из шкафа чистую одежду, натянула.
— Ласка, Ласка! — позвала фамильяра.
Ласка не отзывалась. Опять где-то бродила.
Ласку — неустойчивого фамильяра — я подобрала на Болотах. Я тогда только сдала экзамены и на радостях пошла гулять в привычное мне место.
Моросил мелкий дождь, замочивший всю округу, давило тяжёлое серое небо, дул противный пронзительный ветер, но мне всё, даже мерзкая погода, казалось замечательным.
Я почти прошла мимо старого дуба, когда услышала тонкий писк, который звучал на границе слуха. Тихий-тихий, едва различимый. Если бы на шее висел медальон-блокиратор магии, то вообще бы ничего не расслышала. Я остановилась, пошла на звук и нашла мокрый тёмный комочек — с острыми ушками, маленькими лапками и тоненьким хвостом. Комочек прятался от дождя под раскидистыми листьями пышно разросшегося лопуха.
Тогда я решила, что нашла лисёнка, но когда пришла к Аэлу и вытащила найдёныша из-за пазухи, то не узнала находку.
На руках у меня сидела блёкло-зелёная ящерка с глазками пуговками. Она мелко дрожала и всё время высовывала маленький раздвоенный язычок.
К моменту, когда заботливый Аэл притащил плетёную корзину и застелил её тёплым мехом, найдёныш дважды сменил обличие. А во время обеда — мы налили ему молока — снова обновился и стал песцом. А я назвала его Лаской.
Точнее её. Единственное, что оставалось неизменным это пол найдёныша. Она была девочкой. Прыткой, проказливой, но очень верной.
Так у меня появился фамильяр, который переехал вместе со мной в Академию. Днём Ласка чаще всего дремала на моей кровати или бродила по Академии, а на ночь выскальзывала в окно и пропадала до рассвета.
Сегодня она не изменила своим привычкам, смотавшись на очередную прогулку.
Не дозвавшись Ласку, я вернулась в душевую выполоскала замоченную форму, отжала и стряхнула. Расправила толстовку, чтобы повесить…и замерла.
Нож.
Я прятала его в карман, как обычно.
Сейчас его там небыло.
— Демонова задница! Только не это!
Наудачу проверила карманы, наверняка зная уже, что они пусты.
Бросила мокрую толстовку на пол и метнулась в комнату. Обшарила там всё, прекрасно осознавая, что ищу вчерашний день.
Ничего. Пусто, как в кармане у бродяги.
— Мрак, мрак, мрак, — выругалась я.
Может, обронила, когда лезла в Академию? Нет, не там. Толстовка уже была лёгкой. И карман не топорщился.
Села на кровать и закрыла лицо руками, пытаясь вспомнить, когда пропала знакомая тяжесть ножа в кармане.