Вскоре Трини появилась снова.
— Цветы для señorita.
— От кого?
Трини протянула хозяйке шесть дюжин кроваво-красных роз, которые она, словно укачивая, держала на руках. Саманта взяла карточку, прочитала аккуратно выписанные буквы: «Вы сделали ужин изысканным и стоящим событием». Она была подписана — «Тео Гэвин».
Тео. Что за милое имя. Ей никогда особенно не нравилось имя Тед или Тедди, но Теодор — совсем другое дело. Оно ему идет.
Когда Саманта осталась одна, она прочитала карточку еще раз. Гэвин снова стал человеком, к которому она чувствовала интерес. И немалый. Когда в последний раз она встречала мужчину, достаточно искушенного и достаточно мудрого, для того чтобы не проявить интерес к ней незамедлительно и недвусмысленно? Большинство мужчин почти совсем не обладают никаким светским тактом. Тео Гэвин определенно был не из их числа.
Красные розы. Довольно-таки немудреный выбор: такой букет может послать какой-нибудь водитель грузовика знакомой официантке или школьник своей подруге. Или (обнадеживающая мысль)… она недооценивает Гэвина… Возможно, эти розы часть некоего изощренного плана, цель которого — не показаться ей слишком болтливым и словоохотливым, слишком хитроумным и, как следствие этого, слишком заинтересованным ею. Конечно! Именно так все должно и быть! Он искусный игрок, он забросил в море свою блесну и собирается водить ее до тех пор, пока она не заглотнет наживку.
Ее палец дотронулся до подбородка, и Саманта улыбнулась себе самой. Гэвин был бы приятной заменой этим обгоревшим на солнце мексиканцам — Кико (вот негодяй!), а перед ним инструктор по верховой езде, а перед ним тот ужасный жиголо (он продержался очень короткое время, естественно), а до него матадор (у Саманты, кстати, часто создавалось впечатление, что все эти бычьи единоборцы постоянно путали процесс любви и убийства, что, как следствие, ставило под сомнение их способность заниматься и тем, и другим).
Высокий, сильный американец. Целеустремленный, порядочный, определенно мужественный. Время, проведенное с таким мужчиной, окажется полезным во многих отношениях. Гэвин явно обладает умением ценить лучшее, что может дать и дает жизнь, — способен он и позволить себе это лучшее. Неожиданно, словно всплыв на поверхность, ей на ум пришла одна новая и даже несколько пугающая мысль. Саманте она понравилась, она тщательно проанализировала ее со всех точек зрения. Подобный мужчина вполне может стать окончательным ответом на все ее сегодняшние проблемы. Она приняла решение — она пригласит Гэвина на свой Рождественский прием, бесплатно, конечно, — в качестве своего личного гостя.
Пляж. Беки и Чарльз. Оба сидят, оба обняли колени, лица обоих обращены к морю, каждый старается не смотреть на другого.
— Я уезжаю, — в третий раз сказала Беки. — А ты занимайся своими делами.
— Мне нужна всего пара дней, и я смогу поехать с тобой.
— Гм-м. Не выйдет. Легавые повязали Мороза и двух других парней за хранение. У него всего-то несколько семян и завалялось в кармане. Теперь им светит семь лет. Здесь стало стремно. Я сваливаю. В Оахаке[95] сейчас будет в самый раз. — Она встала. — Я пойду поплаваю…
Чарльз смотрел за ней. Беки была сильной пловчихой, намного сильнее, чем он сам, и его смущало, что он не может плыть с ней рядом, производя такие же мощные гребки, как она. (Тео он тоже никогда не мог догнать).
— Ты классно плаваешь, — сообщил он ей, когда Беки вернулась.
Она бросилась на песок.
— Твоя беда в том, что ты никак не научишься правильно дышать.
— Мой отец мне именно это и твердит.
Она села.
— Дай мне два дня, — сказал Чарльз. — Потом автостопом быстро доберемся до места.
— Я обещала Ливи. Кроме того, в этом городе полно туристов. Я сыта по горло. А в Оахаке будет выставка редиса. Я хочу на нее посмотреть.
— Редиски и грибы. Овощной маршрут…
Она не засмеялась.
— Что такого важного в этом сумасшедшем сафари? Ты ведь даже не любишь своего отца.
— Я дал ему слово, что поеду.
— А что насчет того слова, которое он дал тебе? Он сам хоть раз был с тобой по-настоящему честен?
— Это ничего не меняет.
— Ох уж эти отцы, — сказала она. — Наверное, Мороз прав — он как-то сказал, что, если бы его отец не умер к тому времени, как ему исполнилось двадцать один, он бы его убил.
— Это все пьяная болтовня.
— Может быть. И тем не менее, ты своему отцу ничего не должен.
Чарльз почувствовал, что устал. Он не хотел думать о Тео, но был вынужден это делать. Он не знал, чего именно он хочет от Тео. И от себя самого. Возможно ли еще сейчас восстановить хорошие отношения с Тео? С обоими родителями? Есть ли на самом деле что-либо, ради чего стоило сохранить свою семью? У него был только один ответ: он должен попытаться. И если из этого ничего не получится, — что ж, пусть так, но это будет не его вина. Это будет их вина.