Тяжелая юбка на ней представляла весьма труднопреодолимое препятствие, и Тео не был уверен, трогает ли он вожделенное и интимное сокровище Саманты Мур, или же просто мнет одну из многочисленных складок на ее юбке. Он назвал ее по имени. Она назвала по имени его. Он сказал ей, что она самая прекрасная, желанная, самая возбуждающая из женщин, которых он знал.
— Прошу тебя, Тео, не надо оценивать меня.
Он задышал быстрее, усиленно пытаясь поднять одной рукой длинную юбку Саманты. Материя собиралась в складки и ползла вверх. Наконец под пальцами он ощутил обнаженную плоть. Он вздохнул; она слегка вскрикнула.
— Я хочу тебя больше, чем когда-либо желал кого-то еще, Саманта.
— Ты думаешь, мы правильно сейчас делаем, Тео? У нас это должно произойти как-то по-особенному…
— Это и происходит по-особенному, — ответил Тео, стаскивая с нее трусики.
— Как любезно с твоей стороны сказать такое.
В процесс вмешалась одна мысль.
— Не нужно делать это просто потому, что ты хочешь потакать мне. Просто потому, что ты будешь работать на меня…
— Тео! Какие ужасные вещи ты говоришь. Даже если бы эти договоры не были почти подписаны, я бы все равно хотела держать тебя в своих объятиях, быть рядом с тобой.
— Надеюсь, ты говоришь правду.
— Я не стала бы лгать даже для спасения жизни.
Она прижалась лицом к его крепкой груди, и ее рука погладила вздыбившиеся брюки Тео Гэвина.
— Разве это тебя не убеждает? То, как я тебя сейчас трогаю?
Его пальцы проникли к потаенной ложбинке женщины, раздвинули ее. Она задохнулась, поднялась на цыпочки, ее маленькая попка завибрировала… Саманта остановилась, отступила назад, контакт был потерян.
— О, Тео, ты такой мужчина… Везде мужчина. Но я так долго этого не делала, с самого моего развода… Что, если я не смогу доставить тебе удовольствие?
Как он мог высказать ей то наслаждение, триумф, радость, которые доставили ему слова Саманты! Он опять положил ее руку на свой орган. Она ободряюще пожала его и убрала руку.
— Тео…
— Пойдем в спальню.
— Я едва могу дышать.
— Всего на несколько минут.
— А мои гости, мой прием…
— Я сейчас взорвусь.
— Бедняжка, милый. — Она снова прикоснулась к нему. — Меня хватятся внизу.
Тео вспотел. Так многое он мог потерять сейчас…
— Все будет так, как только ты пожелаешь, Саманта.
— Поверь, мне так же трудно, как и тебе. Но я действительно хочу, чтобы у нас это было прекрасно.
— Скоро, — сказал он. — Или я сойду с ума.
— Скоро.
— Ты иди первой, — приказал он Саманте.
— ?
— Мне нужно время, чтобы снова стать самим собой.
— Конечно, мой дорогой.
— Отсутствие организации обрекает нацию на неуспех в достижении ее целей, — констатировал инструктор по верховой езде, немец по национальности. — Лишь посредством организации возможно полностью мобилизовать народ и направить его к конечному и истинному благу государства в целом. Эта страна абсолютно дезорганизована. Слишком много «mañana»[115], и недостаточно «прямо сейчас». — Сзади к немецкому учителю выездки подошла знатная молодая англичанка и столкнула его в Римский бассейн. Потом, смеясь, растворилась в толпе.
Я едва дотронулся до другой машины, — сообщал средних лет актрисе-венгерке итальянский граф, на котором из одежды была лишь набедренная повязка из оленьей кожи, да ацтекский календарь, свисающий на цепочке с его шеи. — Немедленно, откуда ни возьмись, возникла толпа людей совершенно непрезентабельного вида, и какие-то просто омерзительнейшие дети стали карабкаться по моему новому «мазерати». Меня просто затошнило от отвращения. В конце концов появилась полиция; я-то думал, они выведут меня из этого абсурдного положения, а вместо этого они взяли и арестовали меня! Два дня мне не разрешали звонить по телефону, я должен был томиться в сырой, зловонной камере, да еще был вынужден за собственные деньги покупать себе еду, которая к тому же была совершенно несъедобной. В итоге я дал взятку одному из сторожей, он связался с моим посольством, и я был отпущен. Мексика, скажу я вам, обладает всеми недостатками любой другой нации и не имеет ни одного из ее достоинств.
— Но, дорогой, как ты можешь так говорить здесь, да еще при мне… Конечно же я богатство, и если не национальное, то, по крайней мере, натуральное, — ответила венгерская актриса и быстро увлекла графа по направлению к спальням.
— Ну, дело не в том, что я уже так сильно увлечен Мексикой. Но почитайте газеты. Оттуда, с севера, новости приходят с каждым днем все хуже и хуже. Забастовки, волнения населения, убийства, бомбежки, инфляция, налоги, фондовый рынок, стачки, забастовки полиции, военные тревоги. Я просто не мог больше выносить эту атмосферу, не смог больше жить там. Нет, зимой, конечно же, нет…