— Зря ты это затеял, господин. Тебе самому бы бежать. Не отстанет Персиваль. Продолжит душу и сердцу твои терзать. Будет девку твою обсуждать, да тебя в их любовь носом тыкать, — проговорил друг, ловя взгляд офицера серым небом в свои глазах.
Алан сморщился, словно мочи отведал.
— Коли женщина не верна, ничего от измены ее не убережет. — Пророкотал он, оставляя раба у двери. — Стой тут. Наиду совсем плох. Придется нам обоим его нести.
— Справимся ли?
Алан пуще прежнего сжал зубы.
— Другого выбора нет.
На лице и теле Наиду живого места не было. Персиваль хорошо постарался, исполняя приказ командира. Отходил рабов так, что те еще долгие месяцы будут здоровья набираться. Да и потом шрамы не стереть – будут всю жизнь напоминать о прошлом и о ярости дикого офицера. Алан и рад бы ему помешать, но не осмелился. Слишком много зевак собрала показательная порка провинившихся. Да и в чем была их вина? В то, что не доедали? Что за кусок черствого хлеба готовы были умереть?
Алан тогда встал в отдалении и не мог взгляда оторвать от исказившегося в ярости лица своего врага. Не было там ничего человеческого, лишь затаенные глубоко в душе страхи, вылившиеся в агрессию по отношению к слабым.
Алан помнил, как Персиваль рассказывал ему о том, как отец его бил за любую провинность. А мать кидалась защитить, прикрывала собой. От того и умерла так рано. Не рассчитал отец силы, хлестанул ее так, что кровь выстрелила в мозг. Там на полу гостиной она и умерла. И Персиваль остался один. Маленький звереныш с годами становился все черствее, ненавидел отца за смерть матери, но был в точности его копией. Жестокий и беспощадный.
Алан вытащил обмякшее тело Наиду на свет и беззвучно выругался. Кровь раба не останавливалась, заливала все кругом.
— Нас по следу найдут… — озвучил его мысли Радан.
— Завернуть надо, — Алан огляделся, замечая в углу длинные веревки и брезент для шатра. — Подсоби.
Вместе они развернули брезент и переложили на него тело. Наиду заворочался и что-то прошептал, но быстро отключился, теряя сознание.
— Так-то лучше. Спи, друг мой, — прошептал Радан, поглаживая раба по лбу.
Они завернули его в брезент и перевязали веревками. Теперь оставалось только миновать охрану да покинуть заставу. У Алана был план.
— Давай. Тебя тоже свяжу, — потянулся он к застывшему неподалеку Радану. Тот распахнул глаза и с настороженностью оглядел офицера.
— На чьей ты стороне, воин? Помощник или волк, прячущийся за шкурой овечки?
Алан усмехнулся.
— Как будто у тебя есть выбор, раб. Вытяни руки и сведи их перед собой. Мне тут с тобой спорить некогда. Сам рискую побольше вашего.
Радан помедлил с секунду и сделал, как просили.
Они с опаской выбирались из подземелий. Алан впереди, а позади него, с трудом переставляя ноги, брел Радан. Наиду решено было тащить по очереди.
Теплый воздух дунул в лицо. Запахи гнили и сырости остались позади. Здесь, на поверхности, гуляло солнышко и цвели деревья. Словно в другой мир завернули.
Недалеко они сумели отойти от темницы, как дорогу Алану перегородил офицер. Уизли. Алан знал его не так хорошо, видел пару раз на ночном посту. Да и только. Выпрямившись и придав себе уверенный вид, Алан выступил вперед, загораживая своей спиной преступников.
— Что здесь происходит? — нарушил тишину офицер.
Алан в приветствии сложил руку на груди и с подозрением глянул за спину воина. Там стоило двое его подчиненных. В черной форме и сложенными руками на груди. Ждали. Верные псы. Алан тяжело сглотнул, намереваясь врать до конца.
— Капитан приказал отвести заключенных к стене.
Уизли свел брови на переносице и обошел Алана по широкой дуге.