- Забытые Миры – подходящее средство от дряхлости, - размышляет наш Композитор бессмертия.
* * *
Обычная генерация устойчивых образов и смыслов бодрствования пожирает нас. Вторичная генерация дремотной бессмыслицы подводит к шаткому равновесию энергообмена. И, лишь последующие, почти неуловимые игры бессознательного в наших снах, закрытые печатью эго, питают нас.
* * *
Наш Бла- почти совсем ребенок - знает, что только дети способны с восторженным умилением смотреть на мир. В их взгляде присутствует мудрость ликования и любви к миру. Они ещё не погрязли в нем. И Бла-Сострадательному на ум приходит стишок на тему конечного жизненного пути человека:
Город хлопал в ладоши
Ночи и дня,
Сидя на коленях Вечности.
А люди, надев пальто и галоши,
Шли, верша,
До конечности.
Они спрашивали друг друга:
- Вам ещё далеко?
-А Вам, вам, вам…- относило эхо.
Они улыбались, слушали вьюгу,
Бывало нелегко,
Порой разбирало от смеха.
Оглядывались: кого-то недоставало,
Кто-то срезанный корчился,
Взметая дорожную пыль.
Но у каждого из жизненного сплава,
В иллюзиях доморощенных,
Горели цель и быль.
И несоответствие
Этих сегодня и завтра
Поднимало, жгло, взъерошивало.
Город на коленях видел шествие
И отрадно,
Ручками младенцев, хлопал в ладоши.
* * *
Люди воспитывают своих детей так, чтобы они быстрее стали удобными биоавтоматами, и не мешали им в обиходе. Но, у этих ограничений - слишком тяжелые последствия: автоматы в конце концов саморазрушаются!
И тогда становится понятно: почему консервативные взрослые с такой ущербностью ощущают, что у них отняли детство! Вместе с ним у них отняли перспективу бессмертия; они стареют и умирают!
- Ах, детство, детство, - игриво улыбается Бла-бала -неистовый проказник.
* * *
Когда мирный Воин сидит на кухне и пьет чай, а люстра вздрагивает от пляски бесноватого соседа, живущего этажом выше, то, что-то отмечая про себя, он безапелляционно делает вывод:
- Пора сходить в магазин за сахаром.
Воин умеет читать знаки и указания развилок судьбы.
Но если по его возвращению сосед продолжает «стоять на ушах», а люстра в комнате все сильнее раскачивается, тогда, после достаточного числа предупреждений, невозмутимый мирный Воин без колебаний отключает соседу свет на лестничной площадке, и затем поджидает его там, в боксерских перчатках для начала «душевного» разговора.
Он также умеет читать знаки прямых вызовов судьбы.
Вызовы как команды приходят к нам, когда нужно что-то срочно предпринять. Например, победить свой страх перед кем-то. А развилки обращают внимание на варианты выбора.
* * *
Ощущениями мы можем схватывать и переживать. Мы также умеем делать выводы и умозаключения на основе своих ощущений.
Бродяга семи Миров старается «думать» ощущениями.
Ему зачастую не нужны слова – посредники. Он пользуется алгеброй точных ощущений.
Смысл и глубина произнесенных слов могут привести только к набору новых слов и понятий.
А глубина ощущений бездонна и способна включить обширные поля Вселенского бытия. Наши ощущения уходят в бесконечность. Здесь нет комбинаторных ограничений.
Замолкая в потоке многообразных ощущений, Бла-Странник становится всем.
* * *
Наше осознание движется в общем культурологическом поле осознания других людей и невидимых нам иных живых существ. В шероховатости, новаторстве этого движения вырабатывается энергия для непрекращающегося процесса осознания жизни. И мы всегда будем невольными заложниками какого-нибудь коллективного поля осознания, без которого невозможна сама жизнь.
Вопрос лишь в том, сколько этих полей в нашей мозаичной колоде возможностей? И чем больше карт жизни, тем игра будет интереснее.
* * *
У мирного Воина нет утвержденных понятий добра и зла. Он понимает, что каждый человек движется по своему индивидуальному пути и нередко искренне считает его «добром» для себя. А другие пути нами часто категорически отметаются с навешиванием на них ярлыков зла. Они препятствуют человеку в его стремлении, уводят в сторону от лелеемого направления жизни.
Мирный Воин находит для себя такой путь, на котором гармонично соседствуют его личные желания и всеприемлемость иных намерений Мира. Он принимает Мир людей таким, каков он есть, но при этом, по мере своих сил, не становится ни одним из его персонажей.